Николай I

1796 год
-
1855 год

Россия (СССР)

«Не нужны мне умники, а нужные мне послушники».

Николай I после посещения Московского университета.

 

 

Император Всероссийский с 1825 по 1855 годы. Прозвище - Николай Палкин.

Некоторые авторы писали о его деспотизме. Вместе с тем, как указывают историки, казнь 5 декабристов была единственной казнью за все 30 лет царствования Николая I, в то время как, например, при Петре I и Екатерине II казни исчислялись тысячами, а при сыне Николая I - Александре II - сотнями.


«Император Николай Павлович не только царствует, но и - в чём может не сомневаться никто - управляет. Он вмешивается буквально во всё; он входит во все подробности и детали; ни одна мелочь не может ускользнуть от его царственного взора. Без его участия невозможна та драма, в которой заняты Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Достоевский. При этом сам он - явно внесценический персонаж: грозный призрак, готовый явиться из-за кулис. Возникая, как бог из машины, он резко меняет мерное течение пьесы.
Ему нравятся эти внезапные наезды: приехать, нагнать страху, наказать, а там - может быть, и помиловать. Он не забывает о миссии воспитателя и социального педагога. Возможно, он и разрешил «Ревизора» только потому, что ему пришлась по душе финальная сцена.
Он любит неожиданные развязки: казнь на Семёновском плацу относится к их числу.
Он может ранним утром заехать в правительствующий сенат и, не обнаружив в присутствии никого из сенаторов, громко заметить: «Это кабак». «Уходя, - говорит единственный свидетель этого высочайшего посещения, - он поручил мне передать моим сотоварищам сенаторам, что он был у них с визитом, но никого не застал».

Волгин И.Л., Пропавший Заговор. Достоевский и политический процесс 1849 года, М., «Издательство Либерея», 2000 г., с. 368.

 

Первый же день царствования Николая I был ознаменован восстанием в Санкт-Петербурге части офицеров, вошедшее в историю под названием «Восстание декабристов».

 

«Николай I так плохо начал, что просто не мог кончить хорошо. Рассеяв каре «заговорщиков» на Сенатской, отстояв стабильность и власть, он мог покарать Каховского за убийство, мог пожурить Сергея Муравьёва-Апостола, Пущина, Рылеева и Бестужева-Рюмина как главных организаторов митинга на Сенатской. Надо было простить и забыть. Не надо было следствия, не надо было никого искать. Это был вульгарный и недальновидный поступок.

Ведь жалкие российские сенаторы, госсоветники и «общественники» из Следственной комиссии дали императору чудовищные, чисто азиатские комментарии и рекомендации. Не пять виселиц, а гораздо больше. А тех, кого повесили, они в 1825 году, в просвещённые времена, предложили четвертовать! (Уже и в Турции такой казни не было.) А ведь обвиняемые были их младшими родственниками, племянниками, внуками, детьми... Не надо было делить общество на вешателей и повешенных, на сатрапов-отцов и мятежников-детей. На кронверке Петропавловской крепости повесили общественное согласие и взаимопонимание поколений, повесили навсегда. Николай не был кровожаден, он смягчил жуткий приговор, он повесил только пятерых. Но и пятерых хватило.

Пять профилей казнённых на обложке «Полярной звезды». И каждый повешенный - как «Колокол». Николай I своим традиционным, заурядным и ожидаемым поступком разбудил в несчастных российских западниках страсть умирать за Родину и свободу. И это пламя, пламя ненависти и отчаяния, ничем нельзя было погасить. Этим движим был Герцен, это понял Пушкин, хотя и был шире только этого... Эшафот становится в России наивысшим карьерным достижением для нонконформистов.

Поистине в России никого нельзя будить, особенно героев и мучеников.

Из-за Николая погибнет Александр Освободитель. Он даст вольности, даст свободу, отменит рабство, но молодёжь остановиться уже не сможет. Вера в благие начинания власти будет утрачена навеки в 1825 году. Народники и народовольцы, современники великого Александра, с ним разминутся психологически и полезут на стенку. На тот же эшафот.

А Николай будет царствовать долго и невпопад. Честный трудоголик, он попытается упорядочить дела, станет отцом многотомного уголовного «Уложения» - свода всех законов империи, начиная с Алексея Михайловича. Он разведёт кучу бюрократов, привлечёт к административной работе даже М. Сперанского, но не как реформатора - как функционера. Из всех канцелярий, предназначенных для установления «ordnunga'a» в империи, современники и потомки запомнят только одну: III отделение, политический сыск, прото-КГБ. Империя застынет в бездушном, механическом консерватизме, как муха в кусочке янтаря. «От сих до сих», регламент, тупые исполнители, копиисты - вот что будет цениться. Мечтать будет запрещено. За безвредные мечтания над социалистическим тамиздатом у себя на квартире в 1850 году (арест - 1849 г.) будут осуждены петрашевцы: сам Петрашевский, Спешнев, юный Достоевский. Церемония имитации расстрела, а затем пожизненная каторга или 20 лет её же для лидеров, 10 лет для Достоевского - не слишком ли за домашнее чтение? С 1849 по 1874 год студенты вынашивали ненависть к власти и монархии, и когда народники пошли в народ, они пошли мимо Александра II, сквозь него, против него.

Обрекая на казнь и каторгу декабристов, детей века и екатерининской перестройки, Николай подписал смертный приговор своему сыну, такому же мечтателю и идеалисту. Пять виселиц. Имитация публичного расстрела на Семёновском плацу. И та бомба, которая настигнет Александра.

Николая запомнят по негативу: признал Чаадаева сумасшедшим, подавил в 1830 году Польское восстание; и, главное, пересол в регламентах и боязнь творчества как чумы привели к позорному разгрому России в Крымской войне. А ведь Николай только и думал об армии, об обороне. Увы! Размышления и внедрение оных на уровне военщины и милитаризма, после отправки на каторгу героев 1812 года, не помогают выиграть войну. Ни Кавказскую, ни Крымскую. Ведь Николай еще в своё царствование бесплодно воевал на Кавказе. С Ермолаевым, консерватором в квадрате, на пару. Это мёртвое царствование началось со смертной казни, смертельным поражением страны оно и закончилось.

Разбудив свою образованную молодёжь к вечной войне против государства, государство это заснуло летаргическим сном».

Новодворская В.И., Поэты и цари, М., «Аст», 2010 г., с. 356-357.

 

Крымская война 1853-1856 гг. России против Англии, Франции, Османской империи и Сардинского королевства была проиграна. «Героическая для народа война оказалась позорной для государства, для царя Николая I. Ружья у солдат кремневые, допотопные, воинского навыка нет - шагистику принимали за военную выучку. Железных дорог для быстрого подвоза продовольствия и солдат нет, оснащённых судов тоже. Докторов нет. Лекарств и бинтов - не хватает. Снабжение армии в руках жуликов. Крах царствования, крах крепостничества. […] «На себя хотел принять всё трудное, всё тяжкое, - сказал перед смертью Николай сыну Александру. - Желал оставить тебе царство мирное, устроенное... Провидение судило иначе!»

Бахревский В.А., Савва Мамонтов, М., «Молодая гвардия», 2000 г., с. 20.

 

Николай I насаждал официальность чувств…  «Один внешне незначительный эпизод светской хроники тех лет лучше всего пояснит, о чём идёт речь. Девица Попандопуло, рассказывает в своём дневнике Никитенко, воспитывавшаяся в Екатерининском институте, узнала из газет о смерти брата, убитого в бою с турками. Подруги спросили, жаль ли ей брата. «Чего жалеть, - отвечала она, - он погиб за царя и отечество». Случайно узнав об этом ответе, государь назначил девице Попандопуло пенсию в тысячу рублей до выхода замуж и обещал ей от двора приданое в случае замужества - «за религиозно-верноподданнические чувства»».

Лакшин В.Я., А.Н. Островский, М., «Искусство», 1976 г., с. 225.

 

Ф.И. Тютчев написал эпиграмму-эпитафию покойному Николаю I:

Не Богу ты служил и не России, 
Служил лишь суете своей, 
И все дела твои, и добрые и злые, - 
Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые: 
Ты был не царь, а лицедей.

Новости
Случайная цитата
  • Великие личности как вдохновители / инициаторы по Габриелю Тарду
    Заметим, что магнетизируемый подражает магнетизеру, но не наоборот. Только в так называемой бодрственной жизни и только между людьми, не оказывающими, по-видимому, никакого магнетического действия друг на друга, происходит это взаимное подражание, это взаимное очарование, называемое симпатией в смысле Адама Смита. Поэтому, если я поставил, как основу и начало общества, не симпатию, а обаяние, то это потому, как уже сказано выше, что одностороннее должно было предшествовать взаимному. И хотя э...