Официальная / бюрократическая организация творчества
Деградация групп, прослоек, тусовок
X
Официальная / бюрократическая организация творчества
Деградация групп, прослоек, тусовок
X
«Не имея доступа к съездовской трибуне, я прошу съезд обсудить:
I. То нетерпимое дальше угнетение, которому наша художественная литература из десятилетия в десятилетие подвергается со стороны цензуры и с которым СП (Союз писателей – Прим. И.Л. Викентьева) не может мириться впредь. Не предусмотренная Конституцией и потому незаконная, нигде публично не называемая, цензура под затуманенным именем «Главлита» тяготеет над нашей литературой и осуществляет произвол литературно-неграмотных людей над писателями. Пережиток средневековья, цензура доволакивает свои мафусаиловы стопы едва ли не в XXI век! Тленная, она тянется присвоить себе удел нетленного времени: отбирать достойные книги от недостойных. За нашими писателями не предполагается, не признаётся право высказывать опережающие суждения о нравственной жизни человека и общества, по-своему изъяснять социальные проблемы или исторический опыт, так глубоко выстраданный в нашей стране. Произведения, которые могли бы выразить назревшую народную мысль, своевременно и целительно повлиять в области духовной или на развитие народного сознания, - запрещаются либо уродуются цензурой по соображениям мелочным, эгоистическим, а для народной жизни недальновидным.
Отличные рукописи молодых авторов, ещё никому не известных имен, получают сегодня из редакций отказы лишь потому, что они «не пройдут». Многие члены Союза и даже делегаты этого съезда знают, как они сами не устаивали перед цензурным давлением и уступали в структуре в замысле своих книг, заменяли в них главы, страницы, абзацы, фразы, снабжали блёклыми названиями, чтобы только увидеть их в печати, и тем непоправимо искажали их. По понятному свойству литературы все эти искажения губительны для талантливых произведений и совсем нечувствительны для бездарных. Именно лучшая часть нашей литературы появляется в свет в искажённом виде.
А между тем сами цензурные ярлыки («идеологически вредный», «порочный» и т.д.) недолговечны, текучи, меняются на наших глазах. Даже Достоевского, гордость мировой литературы, у нас одно время не печатали (не полностью печатают и сейчас), исключали из школьных программ, делали недоступный для чтения, поносили. Сколько лет считался ((контрреволюционным» Есенин (и за книги его даже давались тюремные сроки)? Не был ли и Маяковский «анархиствующим политическим хулиганом»? Десятилетиями были «антисоветскими» неувядаемые стихи Ахматовой. Первое робкое напечатание ослепительной Цветаевой десять лет назад было объявлен!» «грубой политической ошибкой». Лишь с опозданием в 20 и 30 лет нам возвратили Бунина, Булгакова, Платонова, неотвратимо стоят в череду Мандельштам, Волошин, Гумилёв, Клюев, не избежать когда-то «признать» и Замятина, и Ремизова. Тут есть разрешающий момент - смерть неугодного писателя, после которой, вскоре или не вскоре, его возвращают нам, сопровождая «объяснением ошибок». Давно ли имя Пастернака нельзя было и вслух произнести, но вот он умер - и книги его издаются, и стихи его цитируются на церемониях.
Воистину сбываются пушкинские слова: Они любить умеют только мёртвых!
Но позднее падание книг и «разрешение» имен не возмещает ни общественных, ни художественных потерь, которые несет наш народ от этих уродливых задержек, от угнетения художественного сознания. (В частности, были писатели 20-х годов - Пильняк, Платонов, Мандельштам, которые очень рано указали и на зарождение культа, и на особые свойства Сталина, - однако их уничтожили и заглушили вместо того, чтобы к ним прислушаться.) Литература не может развиваться в категориях «пропустят - не пропустят», «об этом можно - об этом нельзя». Литература, которая не есть воздух современного ей общества, которая не смеет передать обществу свою боль и тревогу, в нужную пору предупредить о грозящих нравственных и социальных опасностях, - не заслуживает доверия у собственного народа, и тиражи её идут не в чтение, а в утильсырьё.
Наша литература утратила то ведущее мировое положение, которое она занимала в конце прошлого века и в начале нынешнего, и тот блеск эксперимента, которым она отличалась в 20-е годы. Всему миру литературная жизнь нашей страны представляется сегодня неизмеримо бедней, площе и ниже, чем она есть на самом деле, чем она проявила бы себя, если б ее не ограничивали, не замыкали. От этого проигрывает и наша страна в мировом общественном мнении, проигрывает и мировая литература: располагай она всеми нестеснёнными плодами нашей литературы, углубись она нашим духовным опытом - всё мировое художественное развитие пошло бы иначе, чем оно идет, приобрело бы новую устойчивость, взошло бы даже на новую художественную ступень.
Я предлагаю съезду принять требование и добиться упразднения всякой - явной или скрытой - цензуры над художественными произведениями, освободить издатели от повинности получать разрешение на каждый печатный лист.
II. ... обязанности Союза писателей по отношению к своим членам. Эти обязанности не сформулированы отчётливо в Уставе ССП («защита авторских прав», «меры по защите других прав писателей»), а между тем за треть столетия плачевно выявилось, что ни «других», ни даже авторских прав гонимых писателей Союз не защитил.
Многие авторы при жизни подвергались в печати и с трибун оскорблениям и клевете, ответить на которые не получали физической возможности, более того - личным стеснениям и преследованиям (Булгаков, Ахматова, Цветаева, Пастернак, Зощенко, Платонов, А. Грин, В. Гроссман).
Союз же писателей не только не предоставил им для ответа и оправдания страниц своих печатных изданий, не только не выступил в их защиту, - но руководство Союза неизменно проявляло себя первым среди гонителей. Имена, которые составят украшение нашей поэзии XX века, оказались исключёнными из списков Союза либо даже не принятыми в него. Тем более руководство Союза малодушно покидало в беде тех, чьё преследование окончилось ссылкой, лагерем и смертью (П. Васильев, Мандельштам, Л. Весёлый, Пильняк, Бабель, Табидзе, Заболоцкий и др.).
Этот перечень мы вынужденно обрываем словами «и др.». Мы узнали после XX съезда партии, что их было более шестисот - ни в чем не виноватых писателей, кого Союз послушно отдал их тюремно-лагерной судьбе. Однако список этот еще длиннее, его закрутившийся конец не прочитывается и никогда не прочтётся нашими глазами: в нём записаны имена и таких молодых прозаиков и поэтов, кого лишь случайно мы могли узнать из личных встреч, чьи дарования погибли и лагерях нерасцветшими, чьи произведени пошли дальше кабинетов госбезопасности времен Ягоды - Ежова - Берии - Абакумова. Новоизбранному руководству Союза нет никакой исторической необходимости разделять с прежним руководством ответственность за прошлое.
Я предлагаю четко сформулировать в пункте 22 Устава ССП все те гарантии защиты, которые предоставляет Союз членам своим, подвергшимся клевете и несправедливым преследованиям - с тем, чтобы невозможным стало повторение беззаконий».
Солженицын А.И., Письмо IV Всесоюзному съезду союза писателей, в Сб.: Своевременные мысли или пророки в своем Отечестве / Сост. М.С. Глинка, Л., «Лениздат», 1989 г., с. 188-191.