Россия (СССР)
Отечественный писатель, драматург, автор-исполнитель своих произведений. Настоящая фамилия - Офштейн.
«Писать я начал очень рано. Читать - несколько позже. Это, к сожалению, пагубно отразилось на моём творческом воображении. Уже в семь лет я насочинял массу стихов, но не про то, что видел вокруг, в коммунальной квартире, где проживала наша семья, а в основном про то, что слышал по радио. По радио тогда шла «холодная война» с империалистами, в которую я немедленно включился, обрушившись стихами на Чан-Кайши, Ли-Сынмана, Аденауэра, Де Голля и прочих абсолютно неизвестных мне политических деятелей:
Воротилы Уолл-стрита,
Ваша карта будет бита!
Мы, народы всей земли,
Приговор вам свой произнесли!... И т.д.
Почему я считал именно себя «народами всей земли», даже и не знаю. Но угроза подействовала! Стихи политически грамотного вундеркинда стали часто печатать в газетах. В девять лет меня привели к Самуилу Яковлевичу Маршаку. Старый добрый поэт слушал мои стихи с улыбкой, иногда качал головой и повторял: «Ох, господи, господи!..» Это почему-то воспринималось мною как похвала. […] Оканчивая школу, я уже твёрдо решил, что стану писателем. Поэтому поступил в медицинский институт. Это было особое высшее учебное заведение, где учили не только наукам, но премудростям жизни.. Причем делали это, по возможности, весело. Вспоминаю, например, нашего заведующего кафедрой акушерства профессора Жмакина, который ставил на экзаменах студентам примерно такие задачи: - Представьте, коллега, Вы дежурите в приёмном отделении. Привезли женщину. Восемь месяцев беременности. Начались схватки... Воды отошли... Свет погас... Акушерка побежала за монтёром... Давление падает... Сестра-хозяйка потеряла ключи от процедурной... Заведующего вызвали в райком на совещание... Вы - главный! Что будете делать, коллега? Включаем секундомер... Раз-два-три-четыре... Женщина кричит! Думайте! Пять-шесть-семь-восемь... Думайте! Всё!! Женщина умерла! Вы в тюрьме! Освободитесь - приходите на переэкзаменовку!..
Тогда нам это казалось иезуитством. Потом на практике убедились, что наша жизнь может ставит задачки и потрудней, и если медик не сохранит в любой ситуации чувство юмора, то погубит и пациента, и себя... Учась в медицинском институте, а затем работая врачом в Москве на станции «Скорой помощи», я продолжал писать рассказы и фельетоны. При этом настолько усовершенствовал себя в создании смешных ситуаций, что вскоре был принят в Союз писателей, но вынужден был оставить медицину в покое. (Многие из недолеченных мною пациентов живы и до сих пор пишут мне благодарственные письма за этот мужественный поступок.)»
Григорий Горин, Мои автобиографии / Антология Сатиры и Юмора России XX века, Том 6, М., «Эксмо», 2006 г., с. 17-18.
«Сценарий «Дома, который построил Свифт», мог бы разлететься, как «Горе от ума», на крылатые фразы, если бы фильм показывали чаще. Но не показывают. «Свифт нанял актёров, но губернатор оказался хитрее - он нанял зрителей»».
Кичин В.С., Мрак Анатольевич / Там, где бродит Глория Мунди: лента встреч, М., «Время», 2011 г., с. 53.
В 1974 году Григорий Горин написал пьесу: «Самый правдивый» (о бароне Мюнхгаузене), на основе которой в 1979 году написал сценарий телефильма: «Тот самый Мюнхгаузен» (режиссёр М.А. Захаров, композитор А.Л. Рыбников) и сыграл там эпизодическую роль. Впервые фильм был показан по телевидению 01 января 1980 года.
В 1989 году Григорий Горин рассказывал: «Я пишу пьесу о Фаддее Булгарине: в этом году ему исполняется 200 лет со дня рождения, и никто, видимо, на Руси не вспомнит о юбилее этого мерзавца.
Долг сатирика - прикоснуться к теме. В разработке мне много помог Н. Эйдельман.
Занявшись историей Булгарина, я увидел, что она поразительно современная. Ведь он умирал в период первой перестройки - после смерти Николая I. Реакционер, мальчик для битья, которому сегодня могут позавидовать многие наши махровые литераторы, бывшие знаменитыми в период застоя и оказавшиеся вдруг на грани забвения... Можно было бы написать просто фельетон: стареющий Булгарин и т. д.
Но я вдруг увидел, что у него есть своя микроправда. В этом весь пафос моей пьесы: сперва он обманывал до глубокой старости людей, а потом захотел обмануть и бога, влезть в историю. Булгарин был очень хитрым человеком. Именно он сохранил архив Рылеева - его портфель.
Он, выдававший всех и вся, тайный осведомитель III отделения, этот портфель сохранил: вдруг дело повернется вспять...
И повернулось. К старости он объявил себя либералом, достал из портфеля неизвестные письма Рылеева и стал доказывать, что был самым ближайшим другом декабристов (что во многом было правдой!). Вот так сейчас нам доказывают некоторые писатели, что они в период застоя страдали и подготавливали перестройку...».
Григорий Горин: «Я ни от чего не отказываюсь», в Сб.: Автограф-89 / Ред.-составитель Е. Баханов, М., «Книжное обозрение», 1989 г., с. 136.
«Горин не просто автор остроумных пьес и сценариев - он понимает и знает театр изнутри. Как свидетель, могу констатировать: его замысел всегда формируется не печатными знаками, но общим режиссёрским ощущением. Он замечательно предчувствует и угадывает жанровые и стилистические нюансы будущего спектакля; он не хочет, не умеет сочинять вне воображаемого будущего спектакля; он не хочет, не умеет сочинять вне воображаемого сценографического пространства. Потом его собственная режиссёрская концепция может видоизменяться под воздействием подключившегося в работу режиссёра-постановщика, но начинает он всегда сам, с изобретательного ряда, с эстетического запаха, формируя его на сверхчувственном уровне. Чаще всего, следуя практике В. Шекспира, Жана Ануя или Евгения Шварца, Горин использовал уже известные людям сюжеты, полагая, что полезнее исследовать миф, уже существующий во Вселенной. В этом смысле он скорее философ, чем драматург. Шекспир без зазрения совести брал старинную британскую легенду о короле Лире и, учитывая многочисленные литературные разработки, сделанные до него примерно двенадцатью авторами, смело и вдохновенно писал свою собственную версию. По смелости Горин не уступал Шекспиру, а по всем другим параметрам лично мне он ближе и дороже. Общение с ним научило меня иронизировать над завихрениями собственной фантазии…»
Захаров М.А., Суперпрофессия, М., «Вагриус», 2000 г., с. 105.
«Самым популярным драматургом предперестроечного времени был, пожалуй, Горин. Работал Горин в жанре ремейка с наибольшим успехом. «Мюнхгаузен» в постановке Захарова стал суперхитом. Хороший ремейк эффектен, изящен и многозначен. Мы смотрим (читаем) одно, одновременно помним другое и подразумеваем третье».
Веллер М.И., Эстетика энергоэволюционизма, М., «Аст», 2010 г., с. 342.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
