Олеша Юрий Карлович

1899 год
-
1960 год

Россия (СССР)

Отечественный писатель и драматург.

В юности познакомился в Одессе с Эдуардом Багрицким, Ильей Ильфом и Валентином Катаевым, с которыми образовал группу: «Коллектив поэтов».

С 1922 года жил Ю.К. Олеша в Москве, где работал в газете «Гудок», вокруг которой тогда группировались многие молодые литературные таланты…

Наиболее известные произведения Ю.К. Олеши: повесть «Зависть» (1927 год); роман для детей «Три толстяка» (написан в 1924, опубликован в 1928 году) и книга автобиографических записей: «Ни дня без строчки», которая писалась несколько десятилетий, но впервые была опубликована в 1961 году.

 

«По странному стечению обстоятельств в «Гудке» собралась компания молодых литераторов, которые впоследствии стали, смею сказать, знаменитыми писателями, авторами таких произведений, как «Белая гвардия», «Дни Турбиных», «Три толстяка», «Зависть», «Двенадцать стульев», «Роковые яйца», «Дьяволиада», «Мастер и Маргарита» и много, много других. Эти книги писались по вечерам и по ночам, в то время как днем авторы их сидели за столами в редакционной комнате и быстро строчили на полосках газетного срыва статьи, заметки, маленькие фельетоны, стихи, политические памфлеты, обрабатывали читательские письма и, наконец, составляли счета за проделанную работу. [...]
Ключик зарабатывал больше нас всех. Он вообще родился под счастливой звездой. Его все любили.

- Что вы умеете? - спросили его, когда он, приехав из Харькова в Москву, пришёл наниматься в «Гудок».
- А что вам надо?
- Нам надо стихи на железнодорожные темы.
- Пожалуйста.
Получив материал о непорядках на каком-то железнодорожном разъезде, ключик, как был в расстёгнутом пальто, сел за редакционный стол, бросил кепку под стул и через пятнадцать минут вручил секретарю редакции требуемые стихи, написанные его крупным, разборчивым, круглым почерком. Секретарь прочёл и удивился - как гладко, складно, а главное, вполне на тему и политически грамотно!
После этого возник вопрос: как стихи подписать?
- Подпишите как хотите, хотя бы «А. Пушкин», - сказал ключик, - я не тщеславный.
- У нас есть ходовой, дежурный псевдоним Зубило, под которым мы пускаем материалы разных авторов. Не возражаете?
- Валяйте.
Через месяц ходовой редакционный псевдоним прогремел по всем железнодорожным линиям, и Зубило стал уже не серым анонимом, а одним из самых популярных пролетарских сатирических поэтов, едва ли не затмив славу Демьяна Бедного. [...]
Поучая меня, как надо заканчивать небольшой рассказ, он сказал:
- Можешь закончить длинным, ни к чему не обязывающим придаточным предложением, но так, чтобы оно заканчивалось пейзажной метафорой, нечто вроде того, что, идя по мокрой от недавнего ливня земле, он думал о своей погибшей молодости, и на него печально смотрели голубые глаза огородов. Непременно эти три волшебных слова как заключительный аккорд. «Голубые глаза огородов». Эта концовка спасет любую чушь, которую ты напишешь.
Он подарил мне эту гениальную метафору, достойную известного пейзажа Ван Гога, но до сих пор я ещё не нашёл места, куда бы её приткнуть.
Боюсь, что она так и останется как неприкаянная. Но ведь она уже и так, одна, сама по себе произведение искусства, и никакого рассказа для неё не надо. [...]
... В Мыльниковом же переулке ключик впервые читал свою новую книгу «Зависть». Ожидался главный редактор одного из лучших толстых журналов. Собралось несколько друзей. Ключик не скрывал своего волнения. Он ужасно боялся провала и всё время импровизировал разные варианты этого провала. Я никогда не видел его таким взволнованным. Даже вечное чувство юмора оставило его.
Как раз в это время совсем некстати разразилась гроза, один из тех июльских ливней, о которых потом вспоминают несколько лет. [...]
Гром обрушивал на крыши обвалы булыжника. Преждевременно наступила ночь. Надежды на прибытие редактора с каждым часом убывали, рушились, и ключик время от времени восклицал:
- Так и следовало ожидать! Я же вам говорил, что у меня сложные взаимоотношения с природой. Природа меня не любит. Видите, что она со мной сделала? Она мобилизовала все небесные силы для того, чтобы редактор не приехал. Она построила между моим романом и редактором журнала стену потопа! [...]
Он покорно стоял у окна и смотрел на текущую реку переулка. 
Уже почти совсем смеркалось. Ливень продолжался с прежней силой, и конца ему не предвиделось.
И вдруг из-за угла в переулок въехала открытая машина, которая, раскидывая по сторонам волны, как моторная лодка, не подъехала, а скорее подплыла к нашему дому. В машине сидел в блестящем дождевом плаще с капюшоном главный редактор.
В этот вечер ключик был посрамлён как пророк-провидец, но зато родился как знаменитый писатель.
Преодолев страх, он раскрыл свою рукопись и произнес первую фразу своей повести:   
«Он поёт по утрам в клозете».
Хорошенькое начало!
Против всяких ожиданий именно эта криминальная фраза привела редактора в восторг. Он даже взвизгнул от удовольствия. А все дальнейшее пошло уже как по маслу. Почуяв успех, ключик читал с подъёмом, уверенно, в наиболее удачных местах пуская в ход свой патетический польский акцент с некоторой победоносной шепелявостью.
Никогда ещё не был он так обаятелен.
Отбрасывая в сторону прочитанные листы жестом гения, он оглядывал слушателей и делал короткие паузы.
Чтение длилось до рассвета, и никто не проронил ни слова до самого конца».

Катаев В.П., Ключик – предисловие к книге: Олеша Ю.К., Зависть, Екатеринбург , «У-Фактория», 2002 г., с. 8-11.

 

«У Олеши нет лишних денег. У него вообще нет денег.
Ибо он пьёт.
В 20-30-х годах он гремел. Его повесть «Зависть» была не просто знаменита. Её начало - эпатажная фраза: «По утрам он пел в клозете», - стала паролем тогдашней «крутой» интеллигенции. Но сейчас, в 50-е годы, его почти не печатают, о нем забыли, и Юрий Карлович Олеша - выпускник Ришельевской гимназии - приходит в наш дом к моему отцу, другому выпускнику той же знаменитой гимназии - поговорить.
Они разговаривают, а я стою под дверью и подслушиваю. Здесь, под дверью, я и получаю уроки Всемирной истории от Юрия Карловича. Я слушаю его бесконечный монолог.
Олеша: «Станислав, порядочный человек не может жить долго. Мы с тобой уже засиделись. Как любил говорить Ильф: «Можно уходить - нового нам здесь уже ничего не покажут...». Хотя я знаю, ты по-прежнему надеешься на мало предсказуемый бег нашей птицы-тройки. Вообще история очень печальная вещь. Шведский король Густав, почти сверстник твоего отрока, очень боялся вступить на трон, и мудрый канцлер его успокаивал. Он говорил: «Ваше Величество! Если б Вы знали, каким малым количеством мудрости управляется этот мир!»
«Tc-c-c!..» - говорит отец. «Ты думаешь, отрок подслушивает? Это не пугает. В последнее время мне не хватает аудитории... Так я продолжу мысль, Станислав, цитатой из стихотворения:

Я тебе расскажу о таких дураках, 
Кто судьбу человечества держит в руках 
Я тебе расскажу о таких подлецах, 
Кто уходит в историю в белых венцах!

Или ещё лучше: «История не в том, что мы носили, а в том, как нас пускали нагишом». И он хохочет. А несчастный отец боится, что я перескажу эти стихи в школе. Он хорошо знает мою опасную память, тренированную память. Ибо каждый день он заставляет меня учить 14 строк из «Евгения Онегина».
«У Монтеня есть замечательное понятие - «бродяжничество мысли», - продолжает Олеша - К старости выдумывать какой-то сюжет почему-то стыдно... Всё, что мне приходит в голову, я попросту записываю на листочках, и они и должны составить книгу... и это интересно, потому что там нет вранья, ибо нет сюжета!».И начинается «бродяжничество мысли». Он как-то сладострастно рассказывает, как разыграл Булгакова...»

Радзинский Э.С., Моя театральная жизнь, М., «Аст», 2007 г., с. 20-21.

 

«Виктор Шкловский рассказывал мне в мае 1971 г. в Переделкино, что афоризм «Писатели -  инженеры человеческих душ» был высказан Олешей на встрече писателей со Сталиным в доме Горького. Позже Сталин корректно процитировал эту формулу: «Как метко выразился товарищ Олеша, писатели - инженеры человеческих душ». Вскоре афоризм был приписан Сталину, и он скромно примирился с авторством».

Борев Ю.Б., Сталиниада, М., «Советский писатель», 1990 г., с. 93.

 

В 1936 году на публикации произведений Юрия Карловича Олеши и упоминание его имени в печати властями был наложен запрет, снятый ими только в 1956 году…

 

Цитаты:

«За изобретением системы Станиславского (может быть, и как одна из причин её рождения) ощущается постоянная и грустная мысль автора-актёра о том, что спектакль всегда оказывается хуже самой драмы. Великие актеры, понимал Станиславский, умели уничтожать это превосходство драмы, но можно ли удовлетвориться такими частными, одиночными случаями? И он взялся за осуществление поразительного замысла: дать всем актерам возможность достигнуть уровня великих».

Олеша Ю.К., Ни дня без строчки / Избранное, М., «Правда», 1987 г., с. 320.


«Кто этот старик, по-бабьи повязанный, бредущий без цели, вероятно уже примирившийся с нищетой и даже греющийся в ней? Это автор «Данаи» - в золотом дожде! Кто этот однорукий чудак, который сидит на лавке под деревенским навесом и ждёт, когда ему дадут пообедать две сварливые бабы: жена и дочь? Это Сервантес. Кто этот господин с бантом и в тяжёлом цилиндре стоящий перед ростовщиком и вытаскивающий из-за борта сюртука волшебно незаканчивающуюся бесконечно выматывающуюся из-за этого щуплого борта турецкую шаль? Это Пушкин».

Олеша Ю.К., Ни дня без строчки / Избранное, М., «Правда», 1987 г., с. 330-331.

 

Новости
Случайная цитата
  • Сравнение систем К.С. Станиславского и М.А. Чехова по С.Ю. Юрскому
    «Главным исходным свойством драматического артиста Михаил Чехов считает воображение. На первый взгляд это кажется очевидным - любой художник должен обладать воображением. Но театральный актёр - фигура особенная и... сомнительная. Существует небезосновательное подозрение, что он вообще не принадлежит к числу художников. Он ремесленник. Всего лишь обладатель определённых данных и набора приёмов, которые более или менее успешно использует по чужому заданию. Немало крупных деятелей театра о...