Россия (СССР)
Русский литературовед, публицист, поэт. Отец Лидии Чуковской.
Имя при рождении - Николай Васильевич Корнейчуков.
В 1968 году К.И. Чуковским в издательстве «Детская литература» был издан популярный пересказ Библии: «Вавилонская башня и другие древние легенды». Но весь тираж был уничтожен властями.
«Чуковский сумел забить свой день так, что не осталось ни щёлочки для быта, для политической или литературно-политической деятельности, интриг, клевет, выяснения отношений (он всё равно периодически влипал в неловкие ситуации - например, когда Алексей Толстой опубликовал его частное письмо, никак не рассчитанное на печать и содержавшее нелестную оценку Замятина). Он полностью отгородился от всего, что сокращает и отравляет жизнь: иногда интересуются - как он при таком бешеном графике, при таком каторжном труде прожил восемьдесят семь лет, сохранив отменное здоровье? Скажу больше: он и ещё бы жил, если б безграмотная медсестра, делавшая ему укол от сердечной слабости, не заразила его через грязную иглу желтухой, от которой он и умер. Во время внутривенного вливания он, как всегда, рассказывал сестре что-то литературное... Господи, да что говорить о нём самом - он Муру, любимое своё дитя, так пропитал литературой, так научил обороняться от жизни стихами, что умирающая от туберкулёза десятилетняя девочка забывала о своей обречённости, читая вслух «Марает он единым духом лист, внимает он привычным ухом свист...»
Чуковский очень быстро (он вообще соображал чрезвычайно быстро, почему ему и казалось, что он пишет так медленно) понял, что никаких других лекарств от жизни не придумано - только иссушающая, беспрерывная работа, и лучше бы всего литературная, поскольку ничто, кроме литературы, не даёт такого стопроцентного забвения и не способствует при этому выработке таких полезных душевных качеств. Вообразите себе наркотик, употребление которого делает добрей и чище! Подобную мысль недавно высказал Искандер: слушая Баха, испытываешь примерно такую же эйфорию, как после стакана или двух хорошего вина, - но Бах не оставляет похмелья, тут спирт более высокой очистки. Литература, будь она трижды жестока, всё равно магическим образом возвышает душу: губит её только плохая литература, и как люди с особенно нежным желудком корчатся от боли, проглотив даже крошку некачественной пищи, - так люди с настоящим вкусом впадают в неистовство не то что от плохой, а и от посредственной прозы; Чуковский с его абсолютным вкусом обрушивался на любую пошлость, где бы она ему ни почудилась. […]
… страстно споря почти со всеми современниками, он так же страстно всем помогал в быту. Ибо литература - такое дело: в ней мы обязаны быть несогласны, обязаны драться не на жизнь, а на смерть - речь идёт о вечных вопросах, о бессмертии, это дела кровавые и жестокие; но все мы, пишущие, ведём ОБЩИЙ поединок с жизнью и властью, и тут обязаны держаться вместе. Эту высокую корпоративность Чуковский понимал лучше прочих - за это Ахматова и называла его олицетворением добрых нравов литературы, даром что писал он о ней вовсе не так комплиментарно, как она любила... За это же простил ему Саша Чёрный, поначалу смертельно обидевшийся на статью, в которой он заподозрил (не без основания) намёк на родство между ним и его лирическим героем; появилось разгромное стихотворение «Корней Белинский», на которое Чуковский... сумел не обидеться! Да, трудяга, да, каторжник, да, тысячи страниц никому не нужных текстов: лекций, переводов, полемических статей (объекты полемики канули в Лету прежде, чем он брался за перо для ответа)...»
Быков Д.Л., Блуд труда, СПб, «Лимбус Пресс», 2002 г., с. 161-164.
Вспоминает К. Лозовская, секретарь К.И. Чуковского: «Он всегда всё понимал и всё мог простить. Не прощал одного - зря отнятого у него времени. Он часто с грустью повторял, что не успеет сделать всего, что задумал. И до исступления жалел свои утренние часы. А когда кто-нибудь отрывал его от работы, доходил до неистовства, до криков; «Негодяи, как смели помешать мне!»
Воспоминания о Корнее Чуковском, М., «Советский писатель», 1983 г., с. 263.
«…уговаривать знаменитого художника Илью Репина Сталин послал его дореволюционного друга, писателя Корнея Чуковского. Вернувшись через пару недель, Чуковский развёл руками, - он сделал всё, что мог, но старик заупрямился. В 1940 году, в результате советско-финской войны, Териоки, местечко, где жил и работал Репин, отошло к СССР, Репин уже умер. Финны ни его картинами, ни тем более его бумагами не интересовались, всё осталось в доме нетронутым. В том числе дневник. В нём на одной из страниц Репин записал: «Приезжал Корней. Говорили о возвращении в Россию. Не советовал».
Хрущёв С.Н., Никита Хрущёв : реформатор, М., «Время», 2010 г., с. 520.
«На даче у Чуковского висело объявление: уважаемые гости, учтите, что хозяин ложится спать в такое-то время, обедает и ужинает тогда-то. Он прекрасно умел оградить себя от всяческих соблазнов и обязательств. Ради главного обязательства - перед чистым листом бумаги. У него была огромная сила воли. Огромная работоспособность, даже в глубокой старости. Его рабочий день начинался в пять утра. Но и после обеда, когда он переставал писать, он не переставал работать. Во всяком случае, у меня было такое ощущение. Потому что Чуковский жил среди книг. Книги, книги и книги - это было главное в его доме, главное в нём самом...»
Райкин А.И., О себе. О нём, М., «ПРОЗАиК», 2011 г., с. 241.
Корней Иванович пережил троих из четвёрых своих детей.
Дневники К.И. Чуковского, которые он вёл многие десятилетия, впервые были изданы в 1991 году.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
