Россия (СССР)
Отечественный пианист.
Первые уроки музыки получил от отца – выпускника Венской консерватории.
«К тому времени, когда Московскую консерваторию оканчивал Святослав Рихтер, уже было ясно, что это - великий музыкант и что его имя непременно должно украшать так называемую «Золотую доску», где значатся все выдающиеся выпускники. Но тут возникло препятствие: Святослав Теофилович никак не мог усвоить все ту жё марксистскую теорию. А человек, не получивший по данному предмету отличную оценку, претендовать на «Золотую доску» не мог. Начальство повело переговоры с преподавателем марксизма: ему объяснили, кто такой Рихтер и как важно, чтобы он числился среди лучших выпускников. В результате марксист согласился быть снисходительным и задать Святославу Теофиловичу самый простой вопрос. Во время экзамена преподаватель спросил:
- Кто были Карл Маркс и Фридрих Энгельс?
Рихтер подумал и сказал:
- Первые социалисты-утописты!
Марксист в отчаянии схватился за голову».
Шостакович М., Шостакович Г., Шостакович в воспоминаниях сына Максима, дочери Галины и протоирея Михаила Ардова, М., «Захаров», 2003 г., с. 79.
«После пережитого на войне, крайней напряжённости сил и нервов, тягчайших мук и пыток людей нам хотелось в искусстве того же - исступления, фанатизма, торнадо, извержения вулкана и землетрясения. Моё поколение ведь было воспитано фундаменталистски. Нашей информацией были газеты «Правда» и «Известия», мы другого не знали. Эти же идеи нам вдалбливали наши учителя по марксизму-ленинизму... Лозунги моего времени: «Смерть врагам народа», «Убей его», «Кто не с нами, тот против нас», «Расстреливайте контрреволюционеров и сочувствующих». Никто не разбирался в виновности, партия указала - смерть тому. Конечно, пропагандировались и гуманистические идеалы. Мы читали Пушкина, Толстого и Достоевского, которого не очень рекомендовали для школ. Но эти гуманистические чувства как-то распространялись только на тех, «кто с нами», а не на тех, «кто не с нами». Как видите, гуманизм был не всеобщий, а партийный.
И вот на таком эмоциональном фоне появляется артист - исступлённый, предельно сильный, как извержение вулкана или торнадо, видящий в музыке форму как цель, отбрасывающий мелкие, мешающие форме нюансы. Он заставлял слушать музыку, не давая публике вздохнуть. Мы нашли того, кого мы ждали, - это был Святослав Рихтер. […]
Равным Рихтеру по всеобъемлющему репертуару, по выступлениям с оркестром, по интенсивности концертирования был Эмиль Гилельс. Он был признанный и публикой и властями - неоспоримый номер один. Мы, молодежь, были воспитаны на том, что может быть только один вождь, одна партия и один артист номер один, не может быть двух равновеликих. У нас было странное ощущение: идём на концерт Гилельса - абсолютный номер один! Идем на концерт Рихтера - абсолютный номер один! Нет, Рихтер не играл лучше Гилельса, он играл иначе, созвучнее нашим желаниям. Мы чувствовали, что нельзя предпочесть одного другому, как нельзя предпочесть Микеланджело Бунарроти его собрату по кисти Рафаэлю Санти…».
Маргулис В.И. , Паралипоменон: новеллетты из жизни музыканта, М., «Классика-XXI», 2006 г., с. 70-71.
Но советские власти длительное время не позволяли С. Т. Рихтеру выступать на Западе, поскольку он поддерживал дружеские отношения с «опальными» деятелями культуры: Б.Л. Пастернаком, С. С. Прокофьевым и другими…
«Отчаявшись, Рихтер пишет письмо Хрущёву, просит выпустить его хоть на неделю уже не в США, а в соседнюю Финляндию, откуда недавно пришло очередное приглашение. Рихтер умоляет поверить ему, он обязательно вернётся. Отец выносит вопрос на заседание Президиума ЦК, объясняет сущность сомнений Шелепина, считает их обоснованными, но недостаточными. По его мнению, доверие к человеку важнее, он ручается за Рихтера. И Святослава Теофиловича, под поручительство самого Хрущёва, наконец-то в мае 1960 года выпускают в Финляндию. В октябре он с оглушительным успехом выступает в Карнеги Холл в Нью-Йорке, в Америке, затем следуют - Англия, Франция, Италия, скандинавские страны и далее гастроли по всему миру, поездки в Западную Германию к матери, награды, премии и многое, многое другое».
Хрущёв С.Н., Никита Хрущёв: реформатор, М., «Время», 2010 г., с. 690.
Позже он много гастролировал по странам мира, предпочитая играть в камерных помещениях, а не в больших концертных залах. Во время исполнения по его требованию на сцене была полная темнота, и лишь ноты, стоящие на пюпитре фортепиано, освещались лампой. Запрещалась фотосъёмка. По мнению маэстро это было необходимо, чтобы слушатели могли сосредоточиться…
«Святослав Рихтер. Анализировать это чудо не берусь. Совершенство - это совершенство. Только догадываюсь, что за этим стояло. Окна квартиры Рихтера выходили во двор Театра на Малой Бронной. Когда бы я ни проходила - ранним утром, поздним вечером, - я слышала, как он работает. Его близкие рассказывали, как потом он ложился в изнеможении лицом к стене и долго приходил в себя, чтобы снова сесть заниматься. А на концертах нам виделось лишь ослепительное зарево вдохновения. Постоянная неудовлетворённость собой, ясный ум, заразительная эмоциональность, прекрасная, неподдельная скромность. Талант, масштаб и неповторимость личности - в этом отгадка мастерства. Всё другое – мастеровитость».
Яковлева О.Я., Если бы знать…, М., «Аст»; «Астрель», 2003 г., с. 214.
Перед началом исполнения, уже находясь за инструментом, С.Т. Рихтер часто выдерживал паузу примерно в
30 секунд
С 1981 года С.Т. Рихтер начал проводить в Москве в Музее имени Пушкина музыкальный фестиваль: «Декабрьские вечера», где выступали выдающиеся музыканты.
«Я никогда не видел его отдыхающим. Он или бешено работал, или устраивал какие-то балы, маскарады. Наверное, именно так отдыхал от рояля. Мог придумать себе экстравагантный костюм на вечер - не задумываясь оторвать рукав от смокинга и пришить на его место белый, задолго до всяких Версаче. Половину лица чем-то накрасить. Он был всегда открыт свежим идеям, но чутьё и вкус никогда ему не изменяли. Феноменальные чутьё и вкус. Ни малейшего намёка на вульгарность. Рихтер был абсолютным воплощением творчества и в жизни, и в искусстве».
Башмет Ю.А., Вокзал мечты, М., «Вагриус», 2003 г., с. 109.
Учитель в Московской консерватории по классу фортепиано – Г.Г. Нейгауз, который называл своего ученика гением.
Сам С.Т. Рихтер сознательно не участвовал в музыкальных конкурсах, отказывался от участия в различных комиссиях / заседаниях, не давал интервью СМИ и никогда не занимался преподаванием. Но как-то «Пианисты заметили: малодаровитый студент, на которого никаких особых надежд не возлагалось, вдруг стал значительно лучше играть. Потом это прошло. Наличествовал неожиданный талант два года, в течение которых студенту посчастливилось выступать в постоянной роли ассистента (переворачивателя нотных страниц) на московских концертах Рихтера…»
Чередниченко Т.В., Музыкальный запас. 70-е. Проблемы. Портреты. Случаи, М., «Новое литературное обозрение», 2002 г., с. 562.