Россия (СССР)
Отечественный скульптор.
Его отец - купец, скрывая свою фамилию от большевиков заменил её с Неизвестнов на Неизвестный.
«Если отец Эрнста, православный русский, был консервативен и аристократичен, то мама, Белла Дижур, по национальности еврейка, - была либеральна и демократична. Имея склонность к мистике, она изучала антропософию Р. Штайнера, тибетский мистицизм и теософские учения мадам Блаватской и Анни Безант.
Хотя во времена Сталина менделевская школа генетики была запрещена как буржуазная и реакционная, мать Эрнста, биохимик, окончившая Ленинградский государственный университет, продолжала эксперименты над морскими свинками, кроликами и птицами в лаборатории, замаскированной под домашний зверинец.
Молодой Неизвестный помогал ей в этих исследованиях, о которых он вспоминает как о своём первом контакте с андерграундом, «катакомбной культурой».
Начав писать стихи, его мать вошла в литературные круги, где встретила поэта Николая Заболоцкого, с которым позднее обручилась. Хотя Заболоцкого арестовали в 1938 году и он исчез на ряд лет в ГУЛАГе, ему удалось тайно переправить свои стихи Белле, доверившей их памяти своего сына. Недавно за свою лирическую поэзию Белла Дижур получила премию в Западной Германии. Кроме стихов, она написала детские книги о природе, животных и окружающей среде, равно как и монографии о стекле и куклах.
Человек, которому предстояло стать одним из величайших русских художников и философов искусства, был воспитан в уважении к семье, образованию, религии, самодисциплине, искусству, науке, культурным традициям и моральной ответственности перед обществом и миром. Мама назвала мальчика Эриком по имени короля из скандинавской саги. Поскольку имя звучало на русском языке по-детски, Неизвестный, став старше, изменил его на Эрнст. До сих пор Неизвестный говорит об «Эрике» и «Эрнсте» как о двух сторонах, или фазах, своей личности - детской и взрослой.
Маленький Неизвестный начал говорить сравнительно поздно, но, начав, быстро научился и говорить, и читать. Родители рано посвятили своего стремительно развивавшегося сына в тайны искусства и науки, и он быстро поглотил большую семейную библиотеку дореволюционных книг. Семья Неизвестного была частью сибирской культурной и научной интеллигенции, поддерживавшей традицию независимой политической мысли, восходящую к декабристам.
Мальчиком Эрнст был настоящим лидером, любившим бокс и футбол. Отец хотел, чтобы сын стал геологом, и устроил его учиться в местный институт. Неизвестному эти лекции показались скучными, и он предпочел ходить во Дворец пионеров, где рисовал. Уже тогда Эрнст любил рисовать скелеты, черепа, маски, руки и умирающих людей. Когда шёл дождь или снег, юный Неизвестный смотрел на поверхность окна, представляя себя Александром Македонским, Спартаком, Парацельсом, Пастером или Амундсеном.
Мальчик страстно желал совершить великие дела и, будучи ребенком, уже знал, что когда-нибудь станет знаменитым.
Вундеркинд, рисовавший и лепивший, сколько себя помнит, 14 лет от роду Неизвестный был принят в новую элитарную школу, созданную в Ленинграде Кировым для художественно одарённых детей. В этой школе классическим академическим дисциплинам обучали знаменитые педагоги и учёные. […]
Неизвестный вернулся с войны героем и инвалидом. В 1945 - 1946 гг. он преподавал рисование в Суворовском училище в Свердловске и был принят в Академию Художеств в Риге. Через год он перешёл в Московский государственный художественный институт им. Сурикова. Будучи студентом института, Неизвестный также изучал философию в Московском университете. Чтобы заплатить за жильё, он работал сторожем у двух скульпторов, а по утрам до занятий, начинавшихся в восемь часов, - ещё и кочегаром. Тем не менее физические расстройства вдобавок к плохому питанию и большому перенапряжению привели к полному истощению и даже к попытке самоубийства. После этого, узнав о состоянии Неизвестного, скульпторы института стали использовать его в качестве помощника, и его положение постепенно улучшилось. […]
В 1973 году видные польские коммунисты пригласили Неизвестного в Польшу. По возвращении советские власти запретили ему дальнейшие зарубежные поездки, несмотря на повторявшиеся приглашения из Франции, Италии и Англии. Чтобы подчеркнуть тяжесть своего положения, в марте 1974-го Неизвестный созвал пресс-конференцию для западных журналистов и заявил, что за последние десять лет он более пятидесяти раз безуспешно пытался выехать за границу».
Альберт Леонг, Кентавр: жизнь искусство и мысль Эрнста Неизвестного – предисловие к сборнику: Кентавр: Эрнст Неизвестный об искусстве, литературе и философии / Сост. А. Леонг, М., «Прогресс-Литера», 1992 г., с. 12-14, 16 и 22.
А.А. Зиновьев в своём романе так описал восприятие скульптур Эрнста Неизвестного в СССР, именуя его то «Мазилой», то просто М.: «Почти все искусствоведы, изучающие творчество М., отмечают двойственность его положения. С одной стороны, он не выставляется, при всяком удобном и неудобном случае его поносят, его имя вычёркивают из списков авторских коллективов, за границу его не пускают, никаких званий у него нет. С этой точки зрения он занимает самое низкое положение в системе нашего изобразительного искусства. С другой стороны, он выполняет работы, которые у нас доверяют выполнять лишь немногим скульптурным генералам. В чём дело? Случайность? Наличие двух борющихся сил в стране? Мне кажется, дело тут гораздо серьёзнее. По идее М. должен был бы быть признанным государственным скульптором. Он мог бы дать гениальное воплощение в скульптуре идеологии этого общества. Те люди, которые привлекают его для создания грандиозных барельефов и монументов, чуют это. Но наше общество сложилось в определённых исторически данных условиях и живет в определённой международной среде».
Зиновьев А.А. , Зияющие высоты: роман, М., «Аст», 2010 г., с. 346.
С 1977 года Эрнст Неизвестный живёт и работает в США.
«Эрнст Неизвестный: Малевич и Кандинский не были моими прямыми учителями, я у них учился духовно. Меня в них всегда привлекала не только форма, так как, в конечном счёте я преодолел чисто абстрактное искусство в его формализме. Параллельно я занимался в советской академической школе, которой я очень сейчас благодарен. Но для меня главный содержательный момент мастеров Авангарда - это их ритмы, они научили меня ритмам XX века, современным ритмам. Поэтому если вы посмотрите на мою работу и если Вы чувствуете авангардные ритмы - потому что школа абстракции, школа супрематизма, школа конструктивизма обнажила структуру связей - то вы увидите, что у меня те же самые ритмы. Я сын, а не эпигон авангарда».
Александр Минчин, Эрнст Неизвестный / Двадцать интервью, М., «Изографус»; Эксмо-пресс», 2001 г., с.188-189.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
