Россия (СССР)
Основоположник отечественной нейропсихологии и нейролингвистики.
«В период своего обучения и после окончания университета Лурия был горячим приверженцем психоанализа и находился под воздействием идей Фрейда, Адлера и Юнга. Он основал психоаналитический кружок в Казани, о деятельности которого известил Фрейда. Позже он отошёл от психоанализа и отдал предпочтение более точным экспериментальным методам. Лурия первым занялся серьёзным научным изучением конфликтов. Опираясь на свой ранний интерес к психоанализу, он пользовался методом словесных ассоциаций Юнга, предлагая испытуемым отвечать ассоциацией на то или иное слово (например, дом - комната) и включая в эксперимент «невозможные» стимулы (например, луна - ?). По изменению времени реакции делалось заключение о степени психического конфликта».
Психология: биографический библиографический словарь / Под ред. Н. Шихи, Э. Дж. Чепман, У.А. Конрой, СПб, «Евразия», 1999 г., с. 368.
«... Лурия вполне мог быть жёстким и безапелляционным. В дискуссиях о роли учения Павлова в психологии публично говорил, что величие человека можно измерять тем количеством лет, на которое он задержал развитие науки. Там, где научные противоречия приобретали характер морального противостояния, проявлял себя как настоящий боец. Ненавидел карьеризм, плагиаторов и подонков от науки, серьёзные моральные проступки не прощал даже друзьям. Как пишет Елена Александровна Лурия, эти люди просто переставали для него существовать. Наученный опытом «средневековья», 1930-50-х годов, предупреждал о готовности многих в академической среде для достижения карьерных целей передвигаться по трупам. Частотным словом в лексиконе Лурия было слово «халтура». На кандидатских и докторских защитах он говорил правду в глаза и действительно останавливал проходимцев, по крайней мере, на том участке, где - и пока - он ещё это мог сделать. «Вы ошиблись. Эту работу Вы должны были бы представить для защиты на кафедру научного коммунизма. Психология - экспериментальная наука. Вы ошиблись дверью». Многих это непосредственно задевало, и декан факультета, А.Н. Леонтьев, по секрету рассказывал о потоке анонимных «писем граждан» с немыслимыми обвинениями в адрес Александра Романовича. Конечно, самое удивительное - это атмосфера, которую он умел создать вокруг себя. В глухие времена, когда даже самые специальные научные журналы попадали в университетскую библиотеку с годичным опозданием, после тщательного контроля их политического содержания, в его окружении не было никакого ощущения изолированности. С этой идеологической открытостью коррелировала открытость дома. Большая профессорская квартира в двух шагах от Ленинки была открыта не только для коллег, но и для студентов, которым даже разрешалось брать с собой книги. Помню, после первого посещения я ушел домой, бережно держа в руках роскошный экземпляр «Die Krise der Psychologies» Карла Бюлера. Оказывается, не одного меня, студента-второкурсника, обеспокоило состояние этой науки. Лурия следил за тем, чтобы его сотрудники и студенты выступали с докладами, и сам организовывал неформальные научные семинары, проходившие у него дома, в университете на Моховой или в госпитале Бурденко. Попадавшие в Москву знаменитости неизменно приглашались для таких выступлений. Он сам переводил выступления иностранных гостей, причём часто не выдерживал узких рамок этой роли и скорее комментировал сказанное. Прослушав первые фразы доклада крупнейшего американского специалиста по развитию ребенка Джерома Брунера, он вместо перевода вдруг сказал аудитории из примерно 100 человек: «Ну, здесь нет ничего нового - мы с Выготским знали все это 40 лет назад!» Его забота о научной молодёжи была удивительной. Когда в конце обучения я по рекомендации Лурия оказался в Берлинском университете, то еженедельно получал от него письма, хотя никоим образом не входил в число ближайших учеников и специализировался по другой кафедре. Лишь недавно я узнал, что письма он писал и тогдашнему директору Института психологии Берлинского университета. Главная мысль - молодёжь должна попасть в хорошие руки. Изобретением Лурия и декана Леонтьева были Летние психологические школы (ЛПШ), проводившиеся на базе спортлагеря МГУ в Пицунде. Я был президентом одной из таких школ и, составляя список участников, совершил «серьёзную политическую ошибку», не включив в него секретаря комитета комсомола... В этом и других, менее комичных эпизодах мне очень помогла поддержка Лурия и Леонтьева, очевидно, пытавшихся проводить собственную «кадровую политику», отличную от политики партийных функционеров. Что касается ЛПШ, то они оказались чрезвычайно удачной формой подготовки специалистов высшей квалификации, через которую прошли тогда все ведущие молодые психологи Московского университета. Лурия использовал каждую возможность, чтобы увлечь других своим делом. Многие зарубежные и отечественные нейропсихологи признают, что выбрали профессию в результате встречи с ним. Проходя по университетскому двору, он часто подходил к группкам студентов: «Ну как же можно стоять вот так часами и совсем ничего не делать!» Когда я стал его ассистентом, меня и моих близких будили его звонки около 7 часов утра: «Боря, ты ещё спишь?!» Он заставлял ходить на свои лекции (которые, увы, тогда казались мне скучными). Однажды предложил прочитать лекцию вместо себя. К этому выступлению я тщательно готовился неделю. Оказался перед амфитеатром внимательно смотрящих на меня лиц в одной из аудиторий старого здания МГУ (с характерным для того периода названием «Коммунистическая» или «Большевистская»), смешался и прочитал лекцию за 15 минут. «Замечательно, - сказал Лурия, - а теперь прочти ещё раз!» Эта забота казалась естественной, как и возможность выяснить абсолютно любой вопрос. С течением времени, правда, он всё чаще отвечал не на заданный вопрос, а на какой-то другой, который его в этот момент волновал».
Величковский Б.М., Когнитивная наука: Основы психологии познания, М., «Смысл»; «Академия», 2006 г., с. 17-19.
«Систематичность А.Р. Лурия была поразительной. За месяц до своей кончины в день 75-летия он показал мне, как он подготовился к смерти. В нижних закрытых полках книжного шкафа были расставлены папки с неопубликованными работами. Шутя, он сказал, что осталась самая простая часть работы: подойти, взять папку и отнести в издательство. Как показали прошедшие двадцать лет, эта часть работы, во всяком случае пока, является непосильной. К сожалению, у А.Р. Лурия не оказалось такого же преданного и энергичного ученика, каким был он сам в отношении к своему учителю Л.С. Выготскому. Труды Л.С. Выготского он начал издавать через 21 год после кончины учителя».
Зинченко В.П., Участность в бытии (к 95-летию со дня рождения А.Р. Лурия), журнал «Вопросы психологии», 1997 г., N 5, с. 76.
Учитель и коллега: Л.С. Выготский
Ученики: Б.М. Величковский, А.И. Мещеряков
Страница конференции во ВКонтакте: 
