Франция
Французский поэт и драматург, один из трёх выдающихся драматургов Франции XVII века, наряду с Корнелем и Мольером.
Рано остался сиротой.
С 1649 года Жан Расин поступает школу при монастыре Пор-Рояль.
Жан Расин часто брал темы в античной мифологии.
«Теперь - раз уж принято проникать во внутренний мир избранных гениев, которых потомки окружают почитанием,- заглянем в его домашнюю жизнь. Мы увидим, что Мольер был человек простой, приветливый, всегда готовый помочь в беде и проложить дорогу таланту. Известно, что юный Расин принёс автору «Мизантропа» первую свою трагедию. Пьеса была непригодна к постановке; однако Мольер почувствовал силу нарождающегося гения; он уговорил молодого писателя принять от него значительную сумму и посоветовал ему сюжет «Фиваиды», в которой сам, как говорят, распределил действие по актам и сценам. Как знать, быть может, этому ласковому приему, этой благородной поддержке Мольера Франция - обязана Расином».
Оноре Бальзак, Мольер / Собрание сочинений в 24-х томах, Том 24, М., «Правда», 1960 г., с. 8.
«Жизнь и деятельность этого человека представляют большой интерес не только для истории литературы, но и для характеристики отношений между поэтами и женщинами. Каждая литература пережила период, известный под именем ложного классицизма. Странный это период: взрослые люди как бы превращаются в детей и начинают показывать, что они – взрослые.
Чего тут только не проделывается! Из старых фамильных сундуков вытаскивается старинное платье, оставшееся ещё со времён Очакова и покорения Крыма; со стен снимается устарелое оружие, уже сотни лет висящее на них; выуживаются из далёких времен забытые слова, застывшие на страницах истории формулы. И когда всё это сделано, взрослые люди, неожиданно превратившиеся в детей, начинают напяливать на себя старомодные костюмы, бряцать вышедшим из употребления оружием и говорить языком, для понимания которого нужен опытный филолог. Всё ходульно, всё вычурно, ни единое слово не говорится в простоте, а всё с ужимкой.
Об истинных чувствах, о настоящем языке страстей и речи быть не может.
Слова готовы заранее, формулы выработаны давно, и, чтобы выразить то или другое чувство, достаточно выбрать только любую фразу из богатой коллекции готовых оборотов, хранящихся под стеклом витрин в обширном музее национального лжеклассицизма.
Вместе в Корнелем Расин явился наиболее ярким, наиболее талантливым выразителем этого течения.
Герои его - как бы мраморные изваяния, но не те, с которыми сравнивали фигуры «Войны и мира» Толстого, а другие - безжизненные, неподвижные, мёртвые. Они, конечно, напоминали жизнь, но не больше, как искусственный бассейн, заключённый в гранитной рамке, напоминает море в его берегах.
Всё перепутывалось - природа с вымыслом, прошлое с настоящим. Когда выводился в пьесе француз, трудно было сказать, чего в нем больше, французского или древнеримского; когда выводился римлянин, в нём опять проглядывал тот же француз.
Ахилл галантно называет Ифигению «мадам» и читает ей написанный строгим александрийским стихом монолог о сердечных ранах, которые она причинила ему своими глазами.
Разве это не напудренный маркиз времён Людовика XIV? Напрасно даже носят герои Расина имена: каждого из них можно назвать как угодно, и дело от этого не изменится. Душевные волнения изображались шаблонными приёмами. Вместо настоящего чувства были слова о чувствах. И люди не лгали, нет - время было такое. Чопорность обстановки, внешний лоск, наружное величие эпохи - всё воспитывало человека на внешних проявлениях. И уста с жаром шептали: «Люблю тебя!», в то время как сердце было пустынно и безмолвно.
Но жизнь предъявляла право.
Мужчины и женщины сходись, читая друг другу восторженные монологи, как это мы видели на характерном примере Шарлотты Штейн и Гёте; но когда снимались напудренные парики и со щёк смывались румяна, люди оказывались лицом к лицу с голой действительностью. Не до монологов уже было, когда мужу приходилось выдавать жене на наряды больше, чем это было ему по средствам, или когда ребёнок пачкал пелёнки. Поэзия исчезала вместе с мишурой, из которой она была соткана, и начиналась сухая проза со всеми её неприглядными сторонами. Оттого так прекрасны бывали в то время отношения между мужчинами и женщинами вне семьи и так жалки и печальны в семейной обстановке, где более всего рельефно выступало неравенство между супругами, раньше сглаживавшееся одинаковостью париков и внешних приёмов.
Не избёг этой участи и Расин. Кто бы мог думать, что величавый, напыщенный, весь в кудрях и буклях Расин, всё существо которого, по-видимому, было строго проникнуто тремя единствами, как и его произведения, провёл жизнь с женщиной, во многих отношениях напоминавшей Матильду Гейне или Христину Гёте?
Как и жена великого германского лирика-остроумца, жена Расина никогда не читала произведений своего мужа и даже не видела на сцене ни одной из его пьес.
Женитьба на такой особе могла быть следствием только каких-нибудь особых обстоятельств, какого-либо особого душевного настроения или запутанности понятий. И действительно, в судьбе Расина играли роль и то и другое. Он переживал душевный перелом в то время, когда встретился с женщиной, сделавшейся впоследствии его женой. Достигшему вершины славы, ему вдруг пришло в голову больше не писать драматических произведений, так как они будто бы приносят вред публике. Вместе с этим он решил вступить в суровый орден картезианцев.
Духовник, однако, посоветовал ему лучше жениться на серьёзной, благочестивой женщине, так как обязанности семейной жизни отвлекут его от нежелательной страсти к стихам лучше всяких религиозных орденов.
Расин послушался доброго совета и женился на Катерине де Романе, девушке из хорошей семьи, но, как сказано, не имевшей ни малейшего понятия о его произведениях, да и вообще не интересовавшейся литературой. Названия трагедий, прославивших имя её мужа во всей Европе, она узнавала только из бесед со знакомыми. Однажды Расин вернулся домой с тысячью луидоров, которые подарил ему Людовик XIV, и, встретив жену, хотел показать деньги, но она была не в духе, так как её ребёнок уже два дня подряд не готовил уроков.
Оттолкнув пристававшего мужа, она стала осыпать его упрёками.
Расин воскликнул:
- Послушай, об этом мы как-нибудь поговорим в другой раз, теперь же всё долой и будем счастливы!
Но жена не отставала, требуя, чтобы он тотчас же наказал ленивца. Выведенный из терпения, Расин воскликнул:
- Чёрт возьми! Но как даже не посмотреть на кошелёк, в котором тысяча луидоров?!
Однако это стоическое равнодушие к деньгам не объяснялось нравственными качествами жены Расина. Она просто была неумна. Молитвенник и дети были единственными предметами, представлявшими для неё интерес на белом свете. Всё это не раз заставляло Расина сожалеть, что он не пошёл в монастырь. Особенно негодовал он, когда заболевал какой-либо ребёнок - обстоятельство, не мешавшее ему, впрочем, быть превосходным отцом семейства, с удовольствием принимавшим участие в играх детей.
Если проследить отношения Расина к жене в связи с отношениями его героев к женщинам, то бросится в глаза удивительное сходство. Но иначе и не могло быть. XVII век во Франции ознаменовался, как мы увидим впоследствии, расцветом половых отношений, но в них и намёка не было на истинную любовь.
Женщина была только предметом удовольствия, и счастье её зависело от того, насколько она умела нравиться. С другой стороны, играла большую роль знатность происхождения женщины. Знатная женщина всегда могла рассчитывать на большой круг воздыхателей. И литература - это верное зеркало общественной жизни - оставила нам немало памятников, свидетельствующих об этой оригинальной полосе в истории женского вопроса.
Сам Расин не стеснялся навязывать своим героям пылкие чувства, в основе которых лежит только культ знатности. Об облагораживающем влиянии любви, о смягчении нравов не могло быть и речи. Наоборот, это скорее озлобляло сердца. Стоит, например, вспомнить хотя бы его Федру, которая посылает на смерть преданную служанку именно тогда, когда находится под обаянием любовного чувства. Мудрено ли, что сам Расин мало думал об искреннем чувстве, когда отдавал руку и сердце пустой, но знатной Катерине де Романе? Мудрено ли также, что впоследствии он не нашёл в ней не только истинной подруги жизни, но даже и читательницы своих произведений?».
Дубинский Н., Женщина в жизни великих и знаменитых людей, М., «Республика», 1994 г., с. 132-134.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
