Россия (СССР)
Русский юрист (по образованию); литературный и театральный критик. Алкоголик.
Аполлон Григорьев был незаконнорождённым сыном дворянина и дочери крепостного кучера. Внимания к себе в семье он не получил и с детства его тянуло к дворне, где его хорошо принимали, и где он, по собственному признанию, насмотрелся «блуда, пьянства и безобразия». Кроме этого, он с детства интересовался книгами мистического содержания.
Боясь отчисления, он отлично учился в Московском университете. Возможно, так он надорвал свои силы.
По окончании он работал университетским библиотекарем, но раздавал книги, не записывая кому… Был переведён и занял пост секретаря Совета университета, но не вёл протоколов заседаний.
Одно время Аполлон Григорьев попал в компанию драматурга А.Н. Островского. «Люди типа Островского были настолько крепки, физически и морально, что могли выдержать самые дикие излишества, но Григорьев был более хрупким и менее выносливым, и этот образ жизни, особенно же полное отсутствие самодисциплины, которому он способствовал, подорвали его здоровье. После закрытия Москвитянина (Московский журнал - Прим. И.Л. Викентьева) Григорьев снова перебрался в Петербург в поисках работы. Но для большинства редакторов он был неприёмлем как журналист, поскольку они не одобряли его националистического энтузиазма.
Он впал в нищету и стал искать любой, не литературной работы. Он получил было отличное место - поездку за границу в качестве воспитателя юного отпрыска аристократической семьи, но его отношения с этой семьей закончились шумным скандалом.
Таким же неудачным оказалось его оренбургское приключение, где он год преподавал и вдруг исчез, никому ничего не говоря. В 1861 г. он сошёлся с братьями Достоевскими и Страховым и стал печататься в их журнале Время.
Он встретил у них духовную близость и сочувственное понимание, но упорядочить свою жизнь уже не мог - слишком далеко зашёл».
Святополк-Мирский Д.П., История русской литературы с древнейших времён по 1925 год, Новосибирск, «Свиньин и сыновья», 2007 г., с. 329.
«... Гениальная творческая сила, - писал Аполлон Григорьев, - есть всегда сила в высшей степени сознательная. Много толковали о том, что творческая сила творит бессознательно; много приводили даже примеров, что произведения бывают выше сил производящих. Но это фальшивое мнение не выдерживает никакой критики, недостойно даже серьёзного опровержения.
Многим удивительно кажется, каким образом человек, гораздо менее, чем они, учёный и образованный, творит гениальное; многим обидно, что гениальная сила открывает с простодушнейшим убеждением такие вещи, которых они не читали в книгах, - и сколько обвинений в безмерном самолюбии, в невежестве, даже в тупости понимания падало и до сих пор падает на гениальные силы за их простодушие!
А между тем только на таких обвинениях и основывается дикая мысль о бессознательности творческой силы. На деле же выходит совершенно противоположное.
О том, что великая творческая сила знает своё дело, и говорить нечего: в своём деле она воспитывает даже собственных своих судей, а сначала их не имеет, ибо то, новое, что вносит она в мир искусства или знания, разъясняется (то есть воплощается) её же творчеством».
Цитируется по книге: Коробов В.И., Василий Шукшин, М., «Современник», 1984 г., с. 74-75.
В 1864 году, отсидев два раза в долговой тюрьме, А.А. Григорьев умер от апоплексического удара.
«Лучшие его стихи были вдохновлены близостью с цыганами. Его обращение к гитаре и чудесная лирическая фуга, начинающаяся словами «Две гитары за стеной...», не уступают самым чистым и вдохновенным лирическим произведениям на русском языке. […]
Как критик Григорьев запомнился больше всего своей теорией «органической критики», согласно которой литература и искусство должны органически вырастать из национальной почвы (отсюда и название «почвенники», которое получили его последователи).
Органические черты Григорьев находит у Пушкина, культу которого он много способствовал, и у своего современника Островского, чьим пропагандистом он с гордостью себя считал.
Григорьев любил всё русское просто потому, что оно русское, независимо от других соображений. «Органичная» русскость была для него абсолютной ценностью. Но в определении того, что он считал особенностями русского человека, он был последователем славянофилов.
По его мнению, отличительной чертой русского характера является кротость, в отличие от хищности европейца.
Он надеялся, что новым словом, которое скажет Россия, будет создание «кроткого типа», первое воплощение которого он увидел в пушкинском Белкине и лермонтовском Максим Максимыче. Он не дожил до появления Идиота Достоевского, которого он, возможно, счёл бы его окончательным выражением».
Святополк-Мирский Д.П., История русской литературы с древнейших времён по 1925 год, Новосибирск, «Свиньин и сыновья», 2007 г., с. 332-333.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
