Россия (СССР)
Советский детский писатель, поэт и переводчик.
Родился в семье мыловара. Рано начал писать стихи.
В 1902 году на его стихи обратил внимание В.В. Стасов, с помощью которого Самуил Маршак переезжает в Санкт-Петербург и учится в одной из лучших гимназий столицы. Целые дни он проводит в публичной библиотеке, где работал В.В. Стасов.
Позже В.В. Стасов познакомил его с Максимом Горьким. В 1904-1906 годах юный Самуил Маршак жил у очередной жены Максима Горького в Ялте. В 1907 году начал публиковать стихи и переводы английских поэтов и народных баллад.
В 1912-1914 годах слушал лекции на факультете искусства Лондонского университета. Обучение и лечение юного стихотворца оплачивали Ф.И. Шаляпин и М. Горький.
В 1923 году вышли первые стихотворные книги С.Я. Маршака для детей: «Дом, который построил Джек», «Детки в клетке», «Сказка о глупом мышонке».
Позже С.Я. Маршак руководил детским издательством в Ленинграде, пока оно не было закрыто Властями, после чего он переехал в Москву…
«Самуил Яковлевич в поэзии мой главный учитель, и у меня не поднимается рука. Но Лиля, когда я недавно положил перед ней оба варианта, взорвалась: «Как он приспособлялся, какой стыд! Любимец Кембриджа, Оксфорда, четырежды лауреат! Что он делал со своими стихами! Менял китайцев на малайцев, потому что была дружба с Китаем? И ведь «всяким сбродом» назвал их буржуй, капиталист мистер Твистер - бывший министр. Всё равно нельзя? А о малайцах, значит, можно? Как же ему было не совестно, что книжки его выходили то с китайцем, то с малайцем?»
Друскин Л., Спасённая книга. Стихи и проза, СПб, «Библиотека «Звезды», 1993 г., с. 54.
«Какой же эквилибристикой должен был заниматься Самуил Яковлевич, чтобы ни разу и нигде ничего не написать о «главном друге детей» Сталине, но находить блестящие, на мой взгляд, патриотические слова:
Бьёмся отчаянно,
Рубимся здорово!
Дети Чапаева,
Внуки Суворова.
Чем больше я думаю над его вынужденным молчанием о том, что, возможно, было ближе всего его сердцу, тем мне очевидней: Маршак - не просто выдающийся детский писатель, переводчик и поэт, Маршак - совершенно уникальная фигура, по сей день не в полной мере понятая и оценённая в собственной стране. […]
Твардовского открыл Маршак. Это было в тридцатых годах - деревенский парень со Смоленщины, в лаптях, пешком дошёл до Москвы. Он явился к Маршаку, держа в одной руке завёрнутые в материнский платок продукты, а в другой - исписанную химическим карандашом ученическую тетрадку; пришёл к Маршаку потому лишь, что с детства знал его фамилию, читал его книжки. Как поведал мне Самуил Яковлевич, он чуть не свалился со стула, когда начал читать «каракули» этого неотёсанного мужика. Это были, по его словам, замечательные стихи, подобных которым он уже давно не встречал. Маршак не мог наговориться, рассказывая о гениальной простоте поэзии Твардовского, о сочном народном языке, о его выразительности. Чаще всего Самуил Яковлевич приводил в качестве примера вот эти строчки:
Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда...
Кому память, кому слава,
Кому тёмная вода, -
Ни приметы, ни следа.
И в самом деле, точнее не скажешь, за несколькими словами возникает целая картина. Просто? Да. И непереводимо. […]
Кроме того, мне позволялось находиться в «лаборатории» Маршака, в его кабинете, когда он писал. Я был свидетелем того, как он работал, как раз за разом правил, перечёркивал, начинал с начала и вновь перечёркивал. Писательство - дело трудное, это знают все, это, так сказать, общее место; но чтобы понять, насколько оно трудное, надо увидеть муки сидящего за столом. Маршак садился за стол в девять утра и выходил из-за него в девять вечера, он работал как одержимый, доводя себя до полного изнеможения в поисках точного слова, точной рифмы. Самуил Яковлевич уже был на литературном Олимпе, ему не требовалось никому ничего доказывать, всё, что он писал, печаталось без разговоров. Словом, он мог не стараться. А он трудился на пределе своих возможностей. Художник иначе не может, художник - это... Нет, я и пробовать не буду дать определение, тем более, что это уже сделано бесподобно и точно Уильямом Фолкнером: «Говоря о художнике, я, конечно, подразумеваю всех тех, кто попытался создать нечто такое, чего до них не существовало, создать лишь с помощью тех инструментов и того материала, которые принадлежат человеческому духу и потому не продаваемы; тех, кто, неважно как, неумело, попытался вырезать на стене окончательного забытья языком духа человеческого: «Здесь был Вася»».
Познер В.В., Прощание с иллюзиями, М., «Астрель», 2012 г., с. 196 и 200-201.
«Но поиски оригинальности - всегда безнадёжное дело.
Человек, стремящийся освободиться от банальности, похож на муху, которая пытается оторваться от смазанного клеем листа.
Освободит одну ногу - увязнет другая!
Настоящая оригинальность может быть только там, где есть новые мысли и свежие чувства.
поисками оригинальных приёмов, своеобразных сюжетных поворотов делу не поможешь».
Маршак С.Я., Сказка крылатая и бескрылая / Воспитание словом, М., «Советский писатель», 1964 г. с. 31.
С.Я. Маршак: «Учёные мерят вещи мерою, которая ниже человека: физической, физиологической и т. п. Мерят высшее низшим. При этом всегда есть опасность свести высшее к низшему. Я враг идеалистической философии. Но я думаю, что когда-нибудь придут к иной мере. Мерить будут самым высоким - духовностью, поэзией, поэтическим воображением. Мерить низшее присутствием в нём высшего. И многое откроют на этом пути…»
Цитируется по записи В. Берестова, журнал «Юность», 1966, № 6, c. 83.
«Писательский вес по машинам
Они измеряли в беседе:
Гений - на «ЗИМе» длинном,
Просто талант - на «Победе».
А кто не сумел достичь
В искусстве особых успехов,
Покупает машину «Москвич»
Или ходит пешком. Как Чехов».
Маршак С.Я., Меры веса, 1954 г.
«Собеседник - я знал это - был для Маршака не обязательно интеллектуально самостоятельной единицей, без которой он затерялся бы в дебрях эстетических сомнений и вариантов мучившей его темы. Совсем нет! Он, правда, любил звать одних и не звал других. Но я не обольщался особенно. Мне казалось, да и сейчас представляется верным другое объяснение. Более простое. Маршак любил «репетировать мысли» на тех, кто умел хорошо, в его понимании, слушать. Он смотрел в глаза, ловил отражение своей мысли, и этого ему было достаточно. Знал я и другие дни. Когда Самуил Яковлевич просил что-то рассказать, слушал внимательно, участвовал именно в беседе. Спорил или соглашался с тобой. Но чаще, даже начав обмен репликами, он увлекался и говорил сам уже до конца беседы».
Огнев В., Фигуры уходящей эпохи, М., «Гелеос», 2008 г., с. 349.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
