Лихачев Дмитрий Сергеевич

1906 год
-
1999 год

Россия (СССР)

«Горные хребты русской культуры состоят из вершин,
а не плоскогорий»

Д.С. Лихачёв

 

Русский филолог, исследователь древнерусской литературы.

В 1930 году в «Соловецком лагере особого назначения», где Д.С. Лихачёв был заключённым,  им была опубликована первая научная статья: «Картёжные игры уголовников» в журнале «Соловецкие острова». В 1935 году,  после освобождения из лагеря, он опубликовал другую научную статью:  «Черты первобытного примитивизма воровской речи».

 

«Дмитрий Сергеевич Лихачёв жил, работал в полную в силу, ежедневно, много, несмотря на плохое здоровье. От Соловков он получил язву желудка, кровотечения. Почему он сохранил себя полноценным до 90 лет? Сам он объяснял свою физическую стойкость – «резистентностью». Из его школьных друзей никто не сохранился. «Подавленность - этого состояния у меня не было. В нашей школе были революционные традиции, поощрялось составлять собственное мировоззрение. Перечить существующим теориям. Например, я сделал доклад против  дарвинизма. Учителю понравилось, хотя он не был со мною согласен». «Я был карикатурист, рисовал на школьных учителей. Они смеялись вместе со всеми». «Они поощряли смелость мысли, воспитывали духовную непослушность. Это всё помогло мне противостоять дурным влияниям в лагере. Когда меня проваливали в Академию наук, я не придавал этому значения, не обижался и духом не падал. Три раза проваливали!».

Гранин Д.А., Причуды моей памяти, М., «Центрполиграф», 2010 г., с. 25.

 

«Лихачёв доказал, что художественные время и пространство романов Достоевского построены по образцу жития, где вечность всегда вытесняет время. Герои русской и древнерусской литературы живут не во времени, а в вечности, и только на этом бесконечном фоне их можно понять. Перспектива вечности открыта древнерусской литературой так же, как перспектива пространства открыта в живописи Возрождения. Каждое житие - это словесная икона, застывающая в веках. Здесь нет показного пафоса и риторики. Во всем царит библейская простота. Чего стоит хотя бы один сюжет о поверженном князе, лежащем в грязи в окровавленной сорочке. Сердобольная вдова принесла его в дом и хотела снять окровавленную одежду, чтобы выстирать, но князь говорит: «Нет, оставь. Xoчу предстать перед Христом в окровавленной одежде, чтобы Он увидел, что сделали со мной братья».
Или другая гениальная деталь, подмеченная Лихачёвым в «Житии Петра и Февронии». Пётр умирает и просит жену-монахиню прийти к нему в келью, чтобы умереть вместе. Но Феврония просит передать, чтобы муж подождал со смертью, пока она вышивает воздух-покрытие для чаши на алтаре. Тогда Пётр снова присылает послов: «Уже не могу ждать, умираю». После этого призыва Феврония воткнула иглу в шитье и обмотала её нитью, чтобы незаконченная вышивка не расползлась и пошла умирать вместе с мужем. Разве кто-нибудь из читателей забудет или пропустит эту деталь после того, как Лихачёв выделил её крупные планы. А таких словесных игл, обмотанных шёлковой нитью, в древнерусской литературе неисчислимое множество. После трудов Лихачёва все восприняли образ Петра и Февронии как некую «Двоицу», не менее гениальную, чем «Троица» Рублёва. «Повесть временных лет» засияла, как фрески Дионисия. Жития озарились сполохами Феофана Грека.
Если Карамзин, по словам Пушкина, открыл россиянам их историю, как Колумб Америку, то Лихачёв открыл великую литературу раннехристианской Руси. Эта христианская словесная  Атлантида всплыла перед одичавшими, оболваненными студентами как град Китеж».

Кедров К.А., Параллельные миры, М., «Аиф-Принт», 2001 г., с. 160-161.

 

«Активно защищал Дмитрий Сергеевич от бездумной реконструкции культурно-исторический ансамбль родного Питера. Когда в шестидесятых годах был разработан проект реконструкции Невского проспекта, предусматривающий перестройку ряда зданий и создание по всей длине проспекта наклонных витрин, Лихачёву и его единомышленникам с трудом удалось убедить городские власти отказаться от этой идеи.

Острая полемика разгорелась по вопросу изменения облика Пушкинского (Царскосельского) парка. Идея предполагала вырубку старых деревьев и высадку молодых, ровными рядами, преобразование парка из пейзажного в регулярный.

Дмитрий Сергеевич опубликовал две статьи в «Ленинградской правде» с решительным протестом. После первой, призывавшей отказаться от вырубки вековых деревьев, читатели организовали дежурство в Екатерининском парке. Это было расценено руководством города как выступление против советской власти. Вторая статья - «Аллея древних лип» - была посвящена необходимости сохранения облика парка в традиционно сложившемся со времен Пушкина пейзажном виде, делающем его ценнейшим произведением садово-паркового искусства. Никакие новые посадки, утверждал Д.С. Лихачёв, не смогут превратить его в «Версаль», несмотря на желание определённых лиц. Реакция обкома партии последовала незамедлительно. Редактор газеты Куртынин, опубликовавший эти статьи, был уволен с работы, а Лихачеву практически было запрещено выступать в печати в его родном городе.

Дмитрий Сергеевич, человек со своим мнением, был неудобен для партийной номенклатуры. Для него важна была не позиция высокопоставленного чиновника, а истина, и за неё он готов был бороться на любом уровне, невзирая на последствия для себя лично. Он был сильным раздражителем для партийной верхушки, не привыкшей к людям, умеющим отстаивать собственное мнение, отличное от решений вышестоящих организаций.

Его пытались сломать. Трижды «прокатывали» на выборах в Академию наук. Сделали на какое-то время «невыездным» (этим термином из советского лексикона обозначались лица, доступ которым за границу был закрыт). Лихачёву не разрешали участие в научных конференциях за границей, где его выступления были заранее оговорены, объясняя отсутствие учёного недоумевающим зарубежным коллегам его мнимой болезнью. Советские власти выступали против награждения Лихачёва иностранными орденами.

Казалось, что учёный, занимающийся культурой Древней Руси, далёк от политики и идеологической борьбы. За что же невзлюбили Лихачёва обкомовские работники? Об этом вполне откровенно высказался секретарь Ленинградского горкома Аристов: «Лихачёв борется с Советской властью путём защиты памятников культуры. Возбуждает интеллигенцию против Советской власти».

«Действительно, я противостоял всяким решениям обкома о сносе, сломе, - комментировал впоследствии эти слова высокопоставленного партийного чинуши Дмитрий Сергеевич.- Как-то мне передали слова первого секретаря обкома Толстикова: «Ох и надоели же церковники во главе с Лихачевым...» - это потому, что я против уничтожения церквей возражал. Например, когда обком принял решение взорвать церковь на Сенной, я с единомышленниками отправил телеграмму Косыгину. Косыгин послал телеграфное распоряжение Толстикову - «сохранить». Толстиков сказал своим сотрудникам: «Я этой телеграммы сегодня не получил, а завтра церкви чтоб не было». И за ночь снесли...».

Помарнацкий В.Ф.,  Петербургский интеллигент Дмитрий Сергеевич Лихачёв, в Сб.: XX век: Люди и судьбы / Сост. Н.И. Элиасберг, СПб,  «Иван Фёдоров», 2001 г., с. 175-176.

 

«Мозг человека имеет огромный запас возможностей. Он не эволюционирует под влиянием потребностей естественного отбора по Дарвину. Он опережает потребности. Мозг полинезийца или жителя Огненной Земли позволяет им окончить три-четыре Оксфордских университета…»

Выступление Дмитрия Сергеевича Лихачёва 04 октября 1995 года на третьей пресс-конференции учёных и деятелей культуры Санкт-Петербурга и Москвы, цитируется по брошюре:  Фурсей Г.Н., Некрасов Г.Р., Чирятьев М.Н., Декларация прав культуры: эскизы, СПб, «Олимп», 2006 г., с. 9.

 

Д.С. Лихачёв был культурным и моральным авторитетом для множества сограждан.

Он ввёл в обиход термин «экология культуры» и неоднократно подчёркивал, что несоблюдение законов биологической эволюции может убить человека физически, а несоблюдение законов экологии культуры может убить его нравственно…

 

Очерк о Дмитрии Сергеевиче Лихачёве Д.А. Гранина.

 

Наши правила обсуждения видео на YouTube

Новости
Случайная цитата
  • Оноре Бальзак публикует роман: Шагреневая кожа
    Оноре  Бальзак публикует роман: Шагреневая кожа / La Peau de chagrin.В историю вошла метафора повести: главный герой повести Рафаэль де Валентен после ряда жизненных неудач получает у антиквара волшебный талисман – кусок шагреневой кожи. Теперь благодаря талисману исполняются все желания, но от каждого желания кожа съеживается и жизнь её владельца укорачивается...  Говоря языком современного анекдота, «жизнь налаживается», кожа уже не нужна, но она всё сокращается и сокращается...Исследователи т...