Россия (СССР)
«Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоён:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утверждён!»
Игорь Северянин, 1912 г.
«Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!»
Игорь Северянин, Классические розы, 1925 г.
Русский поэт и переводчик.
Дефисное написание: Игорь-Северянин – литературный псевдоним, настоящие имя и фамилия: Игорь Васильевич Лотарёв.
По аналогии с манифестом футуризма Филиппо Маринетти, в 1911 году Игорь Северянин написал свой… Но в «… отличие от манифеста Маринетти манифест Северянина выглядит умеренно. Игорь Северянин не рвал с культурой прошлого, не возводил в культ машину, не касался политики, - он так обозначил свою программу:
1. Душа - единственная истина.
2. Самоутверждение личности.
3. Поиски нового без отверганья старого.
4. Осмысленные неологизмы.
5. Смелые образы, эпитеты, ассонансы и диссонансы.
6. Борьба со «стериотипами» и «заставками».
7. Разнообразие метров».
Шаповалов М.А., Король поэтов Игорь Северянин. Страницы жизни и творчества (1887-1941), М., «Глобус», 1997 г., с. 20.
Примерно в это же время поэт написал о себе: «Я - композитор: в моих стихах чаруйные ритмы». Для его стихов характерен романтический индивидуализм. В 1913 году вышел большой сборник поэта: «Громокипящий кубок» (до этого он издал несколько десятков крохотных сборников в несколько страниц...). Некоторые критики считают, что в последующих годах Игорь Северянин тиражировал поэтические находки, впервые появившиеся в этом сборнике.
«… когда Северянин был в зените своей, славы. Бюро газетных вырезок присылало ему по пятьдесят вырезок в день, сплошь и рядом целые фельетоны, полные восторгов или ярости (что, в сущности, всё равно для «техники славы»). Его книги имели небывалый для стихов тираж, громадный зал городской Думы не вмещал всех желающих попасть на его «поэзо-вечера». Неожиданно сбылись все его мечты: тысячи поклонниц, цветы, автомобили, шампанское, триумфальные поездки по России... Это была самая настоящая, несколько актёрская, пожалуй, слава. Игорь Северянин не сумел её удержать, как не сумел удержать и того неподдельного очарования, которое было в его прежних стихах».
Иванов Г.В., Петербургские зимы. Мемуарная проза, М., «Захаров», 2001 г., с. 30.
В 1914 году К.И. Чуковский написал: «Я только вчера прочитал его книгу, и теперь в душе осколки его строф:
- Ножки пледом закутайте, дорогим ягуаровым...
- Виконт сомневался в своей виконтессе...
- Вы прислали с субреткою мне вчера хризантемы...
- Дворецкий ваш... на мраморной террасе...
- Mingon с Escamillio! Mingon с Escamillio! Шампанское в лилии святое вино!
О, лакированная, парфюмерная, будуарно-элегантная душа! Он глядит на мир сквозь лорнет, и его эстетика есть эстетика сноба. О чём бы он ни говорил: о Мадонне, о звёздах, о смерти, я читаю у него между строк:
- Гарсон! сымпровизируй блестящий файв о' клок.
Его любимые слова: фешенебельный, комфортабельный, пикантный... Не только темы и образы, но и все его вкусы, приёмы, самый метод его мышления, самый стиль его творчества определяются веерами, шампанским, ресторанами, бриллиантами. Его стих, остроумный, кокетливо-пикантный, жеманный, жантильный, весь как бы пропитан этим воздухом бара, журфикса, кабарэ, скетинг-ринга. Характерно, что он ввёл в нашу поэзию паркетное французское сюсюканье и стрелку называет пуантом, стул - плиантом, молнию - эклером и даже русскую народную песню озаглавливает «Chanson Russe». Фиоль, шале, буше, офлёрить, эксцессерка, грезёрка, сюрпризёрка - на таком жаргоне он пишет стихи… […] И не странно ли, не изумительно ли, что все же, несмотря ни на что, его стих так волнующе-сладостен! Дух дышит, где хочет, и вот под вульгарною личиною сноба сильный и властный поэт. Бог дал ему, ни с того ни с сего, такую певучую силу, которая, словно река, подхватит тебя и несёт, как бумажку, барахтайся сколько хочешь: богатый музыкально-лирический дар. У него словно не сердце, а флейта, словно не кровь, а шампанское! Сколько бы ему ни было лет, ему вечно будет восемнадцать. Всё, что увидит или почувствует, у него претворяется в музыку, и даже эти коляски, кабриолеты, кареты, - ведь каждая в его стихе звучит по-своему, имеет свой собственный ритм, свой собственный стихотворный напев, и мне кажется, если б иностранец, не знающий ни слова по-русски, услышал, например, эти томные звуки:
Я в комфортабельной карете на эллипсических рессорах
Люблю заехать в златополдень на чашку чаю в женоклуб, -
он в самом кадансе стиха почувствовал бы ленивое баюкание эластичных резиновых шин. И какой сумасшедшей музыкой в его стихотворении «Фиолетовый трапе» отпечатлён ураганный бег бешено ревущего автомобиля. Как виртуозно он умеет передать самой мелодией стиха и полёт аэроплана, и качание качелей, и мгновенно мелькнувший экспресс, и танцы, особенно танцы:
И пела луна, танцевавшая в море!
Даже свои поэмы он означает, как ноты: соната, интермеццо, berceuse. Про какую-то женщину он говорит:
Она передёрнулась, как в оркестре мотив!
Конечно, он нисколько не Бах и не Вагнер, скорее всего он Массне, салоннейший из композиторов, коего благоговейно воспевает. Один критик даже рассердился: можно ли воспевать такого сноба, - о кого же и воспевать поэту-снобу! Он верен себе по всём. Давайте решим на минуту, что снобизм, пшютизм, как и всё остальное, имеют право излиться в искусство и что от художника нам нужно одно: пусть он полнее, пышнее, рельефнее выявит пред нами свою душу, не все ли равно какую. Мелодекламация дамски-альбомных романсов нашего галантного поэта и какие-нибудь гимны Ра, псалмы Ксочиквецали - перед лицом Аполлона равны».
Чуковский К.И., Футуристы / Собрание сочинений в 6-ти томах, Том 6, М., «Художественная литература», 1969 г., с. 204-206.
До революции 1917 года Игорь Северянин выступал - как он их сам называл - с «поэзоконцертами» в Москве и Петербурге. Он называл свои стихи «поэзами» и читал их в напевном ритме.
В 1918 году на политическом конкурсе в Политехническом музее в Москве, прочитав-пропев стихи из «Громокипящего кубка» он был назван «королём поэтов», победив В.В. Маяковского. Через несколько дней И. Северянин выпустил сборник, на обложке которого стоял его новый титул. А футуристы устроили вечер под лозунгом «Долой всяких королей!»…
«Наконец появляется он, - торжественно взвивается репортёр, - гений Игорь-Северянин, и начинает «популярить изыски». Завороженная «дамья» толпа бросается на эстраду, засыпает поэта цветами, загораживает все входы и выходы. Когда поэт скрывается за дверью, протискиваясь среди поклонниц, жаждущих, как счастья, его мимолетного взгляда, случайного прикосновенья, в зале происходит нечто невообразимое. Закроешь глаза, и начинает казаться, что попал в среду беснующихся обезьян. И ведь имя-то какое удобное - Игорь! Удивительно приспособлено для визга. Стук, крики, аплодисменты - все покрывается пронзительным «И». «И-и-и-горь! И-и-и-горь!»
Недошвин В., Идол толпы, журнал «Story», 2009 г., № 6, с. 75.
«Он, например, прожив 53 года, ухитрился ни разу нигде не работать и не служить. Сначала существовал за счёт родственников, предоставляющих ему бесплатное жилье и 50 рублей ежемесячно, потом за счёт жён да любовниц. На службе был лишь в армии, недолго, в Первую мировую. Не на передовой - в Новом Петергофе, в 3-м запасном Каспийском полку. К войне он, призывавший когда-то в патриотическом угаре идти «на Берлин» («Я поведу вас на Берлин!»), отнесется, мягко сказать, прагматично. «Рисковать своей великой жизнью, - напишет одной актрисе, - можно только вдохновенно, громогласно, блистательно!..» Увы, в полку заработает лишь «блистательную» кличку - «Мерси». Ему, рядовому необученному, так и кричали, смеясь: «Эй, «Мерси»! Срочно на кухню!» Просто во время стрельбы из винтовки новобранец Лотарев из пяти выстрелов трижды поразил мишень. Батальонный командир гаркнул: «Молодец, солдат!» На что Северянин тонко кивнул: «Мерси, господин полковник!..»
Недошвин В., Идол толпы, журнал «Story», 2009 г., № 6, с. 84.
В этом же году поэт эмигрировал в Эстонию, где жил в рыбачьем поселке Тойла. Умер в Таллинне осенью 1941 года.
Игорь Северянин придумал несколько сотен новых слов: автомобиль, адамя, бездарь, безгрезье, безразумный, грезэрки, ветропросвист, завакханиться, лилиебатистовая, наибожайишй, омагитъ, поэзоэт, поэт-грёзэр, сюрпризёрка, шоффэры, экстазёры, эксцессерки, эфемёрить. Ему многие подражали. Позже В.В. Маяковский признавал, что многому научился у него в сфере словотворчества.
«… в языке И. Северянина много новых слов, но приёмы словообразования у него не новы. Такие слова, как «офиалчен», «окалошить», «онездешниться», суть обычные глагольные формы, образованные от существительных и прилагательных. Их сколько угодно в обычной речи. Если говорят «осенять» - то почему не говорить «окалошить»? Если «обессилеть» - то отчего не «онездешниться»? Жуковский в «Войне мышей и лягушек» сказал: «и надолго наш край был обезмышен». Слово «ручьиться» заимствовано Северянином у Державина. Совершенно «футуристический» глагол «перекочкать» употреблён Языковым в послании к Гоголю».
Ходасевич В.Ф., Русская поэзия. Обзор. / Колеблемый треножник: Избранное, М., «Советский писатель», 1991 г., с. 490.
Многие стихи Игоря Северянина были положены на музыку и исполнялись А.Н. Вертинским, А.Б. Градским.
