Культурологические модели и их применение в других областях деятельности
Порча соц. движенияПорча социального движения
Деградация обществаДеградация общества
X
Культурологические модели и их применение в других областях деятельности
Порча соц. движенияПорча социального движения
Деградация обществаДеградация общества
X
«Когда же к вопросу «что есть я, человек?» присоединяется вопрос «что я должен?» в его социально-политическом аспекте, битва снова перемещается с книжных страниц и университетских кафедр на поля сражений и улицы городов, перегороженные баррикадами.
Оглядывая сейчас события последних двух веков, зная все извращения, которым подверглись те или иные доктрины о человеке и обществе, имеем ли мы право вынести приговор их создателям? Руссо, считавший, что всякий человек рождается равным всем прочим, разумным и добрым и что людей ничто не разделяет, кроме сословных барьеров и предрассудков, - виновен ли он в якобинском терроре?
Ницше, поклонявшийся мужеству человеческого духа, призывавший к нему, утверждавший величие тех, кто смело принимает одиночество и ответственность, проистекающую из свободы, - сказал бы он «да» нацизму?
Маркс, видевший спасение миллионов людей от гнета, страданий, нищеты и бесправия в уничтожении частной собственности, - должен ли быть ответственным за то, что его именем миллионы людей были гонимы и убиваемы уже после того, как у них была отнята всякая собственность?
Кропоткин, любивший свободу человека с такой страстью, что не соглашался принять никаких границ, накладываемых государством на личность, - лежит ли на нём кровь тех, кто был разорван бомбами старых и новых анархистов?
Если они и виновны, то не в большей степени, чем Христос виновен в инквизиции, пытках, крестовых походах детей, сожжениях и самосожжениях. Ибо нет такой философской или религиозной доктрины, которая могла бы считать себя гарантированной от захвата силами неведенья (значение этого авторского термина аналогично «некомпетентности» - Прим. И.Л. Викентьева).
Что же касается места, занимаемого этими мыслителями по отношению к выбору, то можно заранее сказать, что всякий человек, чье имя осталось в истории культуры, был ведающим (значение этого авторского термина аналогично «компетентности» - Прим. И.Л. Викентьева) в высокой мере. В противном случае он не мог бы создать ничего достойного упоминания.
Неведенье присутствует в миропостижении всегда безлико и безымянно. Когда оно объявит кого-то из подлинных творцов своим пророком, это ещё отнюдь не значит, что тот дал ему для этого повод. В любом этическом, политическом, религиозном учении неизбежно есть какая-то доля односторонности, неполноты, непоследовательности. Если бы какие-нибудь фанатики попытались воплотить в жизнь «Государство» возвышенного Платона или «Утопию» безупречного Томаса Мора, последствия могли оказаться ещё более страшными, чем торжество нацизма в Германии.
Даже в ситуациях прямого идейного поединка мы часто не вправе назвать кого-нибудь из противников защитником неведенья. Августин и Пелагий, Кирилл и Несторий, Мор и Лютер, Никон и Аввакум, Гегель и Шеллинг, Плеханов и Кропоткин, Белинский и Гоголь, Маркс и Ницше, Дарвин и Бергсон - все они доказали своей жизнью, что для них абстракто правды божеской, или человеческой, как они её понимали, было несравненно выше любого конкрето их личной судьбы и благополучия. В их противоборстве веденье испытывалось веденьем, и это-то и придавало борьбе серьёзность, трагизм и плодотворность.
Особенно в России новое время даёт целый ряд примеров чисто апостольского служения выбору веденья как таковому. Кто такие были Радищев, Чаадаев, Герцен? Учёные, философы? Но они не оставили научных трудов. Писатели? Но литература была для них лишь средством обращения к людям. Политики? Но они не принадлежали ни к каким партиям.
Главным пафосом их жизни и деятельности было активное противостояние всемогущей официальной лжи».
Ефимов И.М., Метаполитика: наш выбор и история, Л., «Лениздат», 1991 г., с. 198-199.