Россия (СССР)
Отечественный писатель и публицист.
Закончил Литературный институт.
«Человек, серьёзно относящийся к престижности вещей, должен посвятить им всю жизнь.
Тут уж никуда не денешься - у этой гонки финиша нет.
Ты купил велосипед - сосед мотоцикл. Ты мотоцикл - сосед «Запорожец», «Москвич», «Жигули», «Волгу». Но и обладатель «Волги» неспокоен: ведь по тем же улицам раскатывает импортный, редкий, ещё более престижный «Мерседес-бенц».
Между прочим, современные автомобили отличаются друг от друга в первую очередь престижностью: максимум, разрешённый и в городе и на шоссе, с лёгкостью выжимает скромный «Запорожец»...
А хуже всего и опасней, что вещи, если дать им волю, постепенно отнимают у нас нас самих.
Телевизор незаметно выкрадывает нашу наблюдательность. Вроде всё видим - и футбол, и хоккей, и природу, и дальние страны, и улицы родного города. Но на самом-то деле это он видит, он замечает, он анализирует, мы получаем лишь выводы, выжимки, лишённые радости поиска, горизонта, запаха, цвета - даже если телевизор цветной. Магнитофон, проигрыватель, транзисторный приёмник исподволь оттесняют нас в сторону как собеседников. Через пару лет спохватишься - а поздно. Знакомые приходят к тебе пообщаться с дисками и плёнками, а ты сам - лишь покорный слушатель, безгласная вещь рядом с этими пластмассовыми златоустами. Даже с девушкой на танцах знакомится пороха не парень, а его ослепительный джинсовый костюм.
Но не слишком ли дорога цена, которую платим мы за поверхностный, с очень небольшим коэффициентом полезного действия вещный престиж? […]
Как одевались Лермонтов и Лобачевский?
Из каких чашек, или стаканов, или кружек пил чай Желябов?
Какую мебель предпочитала Пашенная?
Что за телевизор был у Макара Посмитного и был ли вообще?
Вот вопросы, которые нас, право же, совершенно не волнуют. Тем более не волновали их, ибо престиж вещи ничтожно мал и практически не виден рядом с престижем личности.
Мне могут возразить: великим легко - у них огромный престиж имени! Но солнечный луч величия коснулся Лермонтова лишь незадолго до гибели, Желябова - на эшафоте, Лобачевского, Пашенной, Посмитного - в возрасте отнюдь не молодом.
Большую часть жизни престижа имени у них не было, но личность была.
Я убеждён, не стань Гагарин космонавтом, он всё равно был бы уважаем и любим большинством близко столкнувшихся с ним людей. Ведь не всемирная слава дала ему детское самолюбие и мужскую порядочность, свободную, находчивую, остроумную речь, поразительную естественность: он оставался самим собой и с главами государств, и с таксистами на Казанском вокзале, каждому заговорившему с ним, хоть министру, хоть школьнику, одинаково светила его неповторимая улыбка.
Кстати, «личность» и «знаменитость» вовсе не синонимы. Порой всем известный человек престижем личности вовсе не обладает - его уважают не благодаря, а вопреки характеру».
Жуховицкий Л.А., Девушка ищет дублёнку, в Сб.: Сотвори себя / Сост. А.С. Комиссарова, М., «Московский рабочий, 1978 г., с.175 и 177.
«Я никогда в партии не состоял, но и не считал членство в ней чем-то зазорным.
А что оставалось делать способным людям, если даже начальником цеха на макаронной фабрике нельзя было стать, предварительно не присягнув на верность номенклатурной мафии?
Так что в КПСС оказалось множество талантливых и умных людей.
При Горбачёве, когда тюрьма стала разваливаться, компартия разделилась на две части: кто умел работать, занялись делом, кто не умел, сбились в КПРФ, чтобы вернуть привычную возможность отнимать кусок у тех, кто грудится.
Пока не вернули. Видимо, не получится уже никогда. За десять лет всё в России изменилось. В КПРФ не изменилось ничего. Партия мумифицировалась. Её нынешняя номенклатура, завистливая и озлобленная, тщетно надеется, что в России случится беда, и в в ситуации всеобщего развала, удастся, как в семнадцатом, ухватить бесхозную власть».
Жуховицкий Л.А., Загадка двух тысячелетий, в Сб.: Слово не воробей... / Сост.: Ю.Т. Шилов, М., «ПанЪинтер», 2001 г., с. 377.