Бюлов Ганс фон

1830 год
-
1894 год

Германия

Немецкий  пианист и дирижёр, способствовавший формированию «культа дирижёра».


«В собственных же глазах и по оценке истории Бюлов был неудачником, человеком, называвшим себя nur der Takt-stock Wagner - «всего лишь дирижёрской палочкой Вагнера». Попеременно раболепный и деспотичный, застенчивый и заносчивый, сентиментальный и садистичный, он воплощает дилеммы и дихотомии будущих дирижёров.
Присущая всем им неуверенность и немалая часть их мистичности коренятся в противоречивой, вздорной фигуре Бюлова, вскормленной той же человеческой средой, что породила гитлеризм. Он рос, как «ребёнок смирного нрава, большой любитель пофантазировать, всего боялся и вечно болел ушами», из романа Генриха Манна «Верноподданный», беллетристически-социологического исследования образцового имперского немца.
Он был «бедным Хансом», болезненным сыном вечно ссорившейся дрезденской супружеской четы, страдавшим в детстве от приступов «мозговой лихорадки», происходивших при самом начале семейных ссор.
И всю жизнь впадал в физическую прострацию при намеке на любой эмоциональный кризис.
Дедушка Бюлова был израненным в боях военным героем. Отец, Эдуард, обратился в литературного либерала, весь гуманизм которого сводил на нет его вспыльчивый нрав. Мать, Франциска, стала, по странной причуде супружеской неудовлетворённости, богомольной реакционеркой.

Она не выносила неповиновения и не знала жалости. Зажатый между ними, Ханс научился склоняться перед сильными, принимать их волю и отыгрываться на тех, кто стоит в обществе ниже тебя. […]

Жестокость воспитания Бюлова, доходившая, в сущности, до надругательства над ребёнком, была типичной для принятых в ту пору методов обращения с детьми, ныне считающихся одной из колыбелей нацизма. Немецких родителей подстрекали к достижению полной власти над детьми, которые научались подчиняться не задумываясь и, в свой черед, холодно властвовать, повзрослев. Адольф Гитлер был порождением этой же системы, днём державшим в руках неограниченную власть, а ночью визжавшим от ужаса, когда ему снилось детство.

Юный Ханс нашёл прибежище в музыке, в постели он читал взамен сказок фортепианные ноты.
Зачарованный визитами Листа в родительский дом, он начал брать у Клары Шуман уроки игры на фортепиано и послал свои юношеские сочинения придворному композитору Рихарду Вагнеру, с одобрением о них отозвавшемуся».

Норман Либрехт, Маэстро Миф. Великие дирижёры в схватке за власть, М., «Классика-XXI», 2007 г., с. 23-24.



«Бюлов родился в Дрездене. Обучаться игре на рояле начал в девять лет. Его учителем был Фридрих Вик, тесть Роберта Шумана. Поощряемый родителями, он сделал слабую попытку порвать с музыкой и начать изучать юриспруденцию. Однако она показалась ему скучной, и он ещё глубже погрузился в мир звуков, исследуя разные стили и формы. Несмотря на немецкое происхождение, он обладал разносторонними вкусами и был восприимчив к музыке других народов. Бюлов был прогрессивным музыкантом и с энтузиазмом защищал новаторскую музыку Листа и Вагнера. Когда он услышал, как Лист дирижировал «Лоэнгрином» в Веймаре, он окончательно понял, что его жизнью должна стать не юриспруденция, а музыка.
Он добился, что его учителем стал Лист.
Вскоре он заявил о себе как о преуспевающем пианисте, виртуозе высокого класса и начал разъезжать с концертами по всей Европе. […]
В двадцать семь лет Бюлов женился на дочери Листа Козиме.
На первый взгляд казалось, что в этом родстве Бюлова привлекала как дочь, так и отец, что он женился на дочери, чтобы быть ближе к отцу. Отчасти это была правда, но далеко не вся. Козиму и Ганса уже давно связывала если не любовь, то глубокая привязанность друг к другу и общность интеллектуальных интересов, Козима, как и Бюлов, всегда стремилась к расширению своих познаний во всех областях искусства. Расходиться их пути начали позже. Козима разочаровалась в Бюлове: она ожидала, что он станет крупным композитором.
Но чем ближе она знакомилась с творчеством Вагнера -  особенно когда он проигрывал им отрывки из «Мейстерзингеров», - тем отчётливее понимала, что её честолюбивой мечте никогда не сбыться.
По мере того, как Вагнер всё больше интересовал её как художник, крепла и её любовь к нему как к мужчине, пока не стала смыслом всей её жизни. Правда и то, что Бюлов испытывал перед Козимой благоговейный страх, что не способствовало равенству между ними, Бюлов писал: «Для первого мужа она оказалась слишком важной женщиной».
Преданность Бюлова Рихарду Вагнеру была почти рабской. Она поглотила всё его существо, и ни уход жены к Вагнеру, ни грязные сплетни вокруг их брака не смогли охладить это обожание.
Бюлов ни разу не сказал ни единого осуждающего слова в адрес своего друга, не желая опускаться до положения обманутого мужа. Ни тогда, когда узнал, что Козима живёт с Вагнером, ни потом, во время бракоразводного процесса, ни после.
Вагнер вынудил его уехать, хотя и на время. Но у Бюлова вызвал протест сам факт изгнания, а не человек, который этому способствовал. До последнего, смертного часа Бюлов оставался верен своему идолу.
Почти всю жизнь Бюлов трудился на четырёх поприщах. Карьеру пианиста он совмещал с дирижёрской деятельностью. На должность главного дирижера Королевской онеры, как мы уже знаем, его пригласил Вагнер. В-третьих, он был педагогом. В-четвёртых - композитором, создавшим ряд довольно слабых произведений.
Два из них, которые наиболее часто исполнялись в молодые годы Штрауса, это «Нирвана», симфоническая поэма в стиле Листа, и музыка к трагедии Шекспира «Юлий Цезарь». Но потом они были забыты.
Бюлов никогда не знал покоя, возможно, из-за своей многогранной деятельности. За исключением тех периодов, когда он погружался в отчаяние.
Но и тогда он постоянно что-то изучал, читал, писал, обсуждал, философствовал, строил планы. Лист как-то жёстко заметил: «Однажды в Милане Россини сказал мне, что в его натуре слишком много всего намешано. Это относится и к тебе. В тебе есть задатки для дюжины профессий: ты музыкант, пианист, дирижёр, композитор, писатель, редактор, дипломат и т.д. Но нельзя делать всё сразу. И надо иметь чувство юмора».
Чувства юмора у него, возможно, и не было, но остроумием он обладал отменным.
Это видно по его письмам (он вёл переписку со многими известными людьми своего времени), представляющим собой непринуждённые послания, написанные в свободном импрессионистском стиле с цитатами на немецком, английском, итальянском, латинском, греческом, а иногда и на польском и русском языках.
Он часто изливал своё раздражение остротами, но мог разразиться ими и ради какой-нибудь донкихотской цели. Как Сирано: «Он воюет с вымышленными вельможами, вымышленными святыми, вымышленными героями, вымышленными художниками. Короче - со всеми!»
Высказывание Бюлова, что есть два типа дирижёров - с партитурой в голове и с головой в партитуре, стало расхожей эпиграммой.
Что касается интерпретации, то совет его был как прост, так и бесполезен для дирижёров ниже его уровня. «Если вы хорошо знаете партитуру, - говорил он, - то интерпретация получается сама собой».
Однажды он обратился к даме, которая сидела в первом ряду, обмахиваясь веером: «Мадам, если вам так необходимо махать веером, делайте это в такт музыке».
О посредственном пианисте он говорил: «Его техника позволяет ему преодолевать каждое лёгкое место с величайшим трудом». В своей уборной он повесил портрет примы-балерины. Как он объяснял, балет его не интересовал, но он обожал эту даму, так как она была единственной женщи-ной в опере, которая никогда не пела.
В Вене к нему как-то подошел случайный знакомый и, смущаясь, сказал: «Держу пари, герр фон Бюлов, вы меня не помните». Бюлов взглянул на него и ответил: «Вы выиграли пари».
Однажды он потряс свою ученицу, которая плохо играла, сказав, что её надо вымести из классной комнаты не метлой, а палкой от метлы. Даже его похвала была, по выражению Брамса, как соль в глазах - вызывала жгучую резь.
Он бичевал всё вокруг, не заботясь о собственной безопасности. Поистине Бюлов обладал гениальной способностью вызывать к себе неприязнь, то поступком, то словом нанося оскорбления.
В начале его работы в Мюнхене возник спор, можно ли расширить оркестровую яму. Бюлову сказали, что для этого придётся убрать два ряда кресел. «Зато в аудитории будет меньше ублюдков», - ответил он. Замечание было немедленно подхвачено прессой.
Бюлов особенно не любил директора Берлинской онеры Георга Гюльсена. На концерте в Берлине, в программу которого он включил марш из оперы Мейербера «Пророк», он заявил, что собирается продемонстрировать, как следует исполнять этот марш и как он не исполняется в «цирке Гюльсена». Оскорбление вызвало очередной скандал.
Каков он был перед публикой? Когда бывал в ударе - вдохновлял её, создавая атмосферу величайшего наслаждения. Он управлял аудиторией так же, как оркестром. Каждый из присутствующих чувствовал, что перед ним «стоит железный человек непреклонной воли и то, что он предлагает ему, - это высочайшее из возможных искусств». Бюлов обладал даром, присущим всем великим музыкантам, - вдохнуть в музыку жизнь, взволновать ею слушателя. На его концертах публика кричала и плакала. И горе тому, кто опаздывал! Бюлов оборачивался и испепелял его взглядом.
Он требовал и добивался абсолютной тишины и не начинал концерт, если слышался хоть малейший шорох. Однажды, когда несколько молодых особ продолжали болтать, Бюлов обернулся и, окинув их грозным взглядом, произнес: «Леди, помните, вы не гуси, спасающие Рим».
Большие требования он предъявлял и к терпению слушателей. Так, в первом отделении концерта он мог продирижировать Девятой симфонией, потом объявлялся перерыв, а во втором отделении снова исполнялась Девятая симфония Бетховена! Бывало, что он включал в программу одного концерта сразу три симфонии Бетховена. А как пианист исполнял все пять последних его сонат. Но по настроению мог предложить и «популярную программу», весь вечер исполняя самые любимые публикой произведения.
Бюлов любил обращаться к аудитории с небольшими речами, часто очень милыми и любезными. Ему нравилось поучать. Но порой он говорил и нелепости. Однажды, рассказывая о Бетховене, он стал утверждать, что его музыка посвящена Бисмарку, и в конечном счёте приравнял его к Бетховену! Иногда же он просто грубо разглагольствовал перед публикой, В таких случаях, но свидетельству Ами Фай, ученицы Листа, «его лицо словно говорило: «Да кто вы все такие? Плевать я хотел, что вы думаете о моей игре!»
Американский критик Джеймс Ханекер слышал в Филадельфии его исполнение Концерта си-бемоль-минор Чайковского, который в предыдущем, 1875, году он впервые исполнил в Бостоне. «Присутствие дирижёра, - писал Ханекер, - казалось лишним, поскольку Бюлов сам подавал все указания из-за рояля, при этом отчётливо поносил дирижёра, оркестр, произведение и собственную жизнь».
Возможно, это было проявлением неуверенности в себе. «Если недовольство собой - самая характерная черта гения, -  писал он, - то я могу притязать на гениальность».

Джордж Марек, Рихард Штраус. Последний романтик, М., «Центрполиграф», 2002 г., с. 49-55.

 

Начиная с 1872 года, Ганс фон Бюлов как концертирующий пианист приобрёл большую известность. Только в США он сыграл 139 концертов.

Ганс фон Бюлов играл на фортепьяно и дирижировал без нот – наизусть.

«Штраус не только наблюдал за Бюловом во время работы, но и почти сразу сам приступил к практической работе по управлению оркестром и подготовке произведений к исполнению. Бюлов репетировал каждый день с десяти до часу, дирижируя по памяти. Штраус сидел в зале с партитурой в руках и следил за каждым нюансом.
Впечатления от концертов были незабываемы, и позднее Штраус вспоминал: «Он умел полностью раскрыть перед слушателями поэтический замысел Вагнера и Бетховена. При этом не чувствовалось и следа своеволия.
Всё развивалось по законам внутренней логики, идущей от формы и содержания самого произведения. Свой прославленный темперамент Бюлов подчинял строжайшей артистической дисциплине, сохраняя верность духу и букве произведения (которые в большей степени, чем это принято считать, являются идентичными). После скрупулёзнейших репетиций он представлял произведение в таком совершенном виде, что я до сих нор считаю эти концерты верхом оркестрового мастерства».

Джордж Марек, Рихард Штраус. Последний романтик, М., «Центрполиграф», 2002 г., с. 64-65.

 

 

В юности Ганс фон Бюлов учился музыке у Рихарда Вагнера и Ференца Листа.

Новости
Случайная цитата
  • Молодёжь не знает, что думает штампами…
    «Когда в моде была прическа а-ля Брижитт Бардо, каждая модная девица в своих собственных глазах была неповторима, поскольку соотносила себя не с тысячами себе подобных, но с самой Бардо - сияющим образцом, источником оригинальности.В конце концов, ведь и сумасшедших вовсе не смущает, что в одной и той же больнице находятся четыре-пять человек, считающих себя Наполеоном. Просто сознание при этом определяет себя не через реальные, а через воображаемые соотношения».Жан Бодрийяр, Система вещей, М.,...