Россия (СССР)
Отечественный артист балета, выдающийся балетмейстер; основатель творческого коллектива: «Театр балета им. Якобсона».
Сам Л.В. Якобсон называл себя гением.
«За целую свою жизнь я встретила лишь нескольких балетмейстеров-творцов, у которых был природный Божий дар к сочинительству танца. Господь Бог так скуп на балетмейстерский талант от рождения! Блистательный танцор, умница, образован, начитан, хороший слух, а балетмейстер... убогий, никудышный. Вот и начинает лжетворец перелицовывать, заимствовать, перетряхивать удачные постановки прошлого. Бессвязно заполнять музыкальное пространство примитивными классными комбинациями да добавить по моде - натужно вымученный некий танец-модерн, заимствованный с видеопленок или подсмотренный на сцене у современных столпов модерна. В итоге - Тришкин кафтан, с миру по нитке - голому рубашка... […]
Якобсон-хореограф был помечен Богом. А танцор он был как раз наоборот - средний. Видела его в отрочестве моём на сцене Большого в нескольких эпизодических ролях. Память удержала лишь рольку парня с балалайкой, где танцор отличился не прыжком, но юмором. […]
Фантазия его была бездонна. И всё - тут же, тотчас, без домашних заготовок, импровизируя. Взаправду, почти по-моцартовски... Это не значит, что он не настаивал на неукоснительном следовании зафиксированному прежде тексту. Настаивал, да ещё как! Был он - другая сторона медали - упрямцем и педантом. Но... расточительным импровизатором, фантазёром. Как уживалось это в одном человеке? […]
Репутация у Леонида Вениаминовича в официальных кругах была сомнительная. Он числился леваком, формалистом. Талант - очевиден. Выдумки - прорва. Но устремления?.. Дар Якобсона трудно укладывался в привычную бюрократову схему. Да, интерес к теме революции есть: «Двенадцать» по Блоку, «Клоп» по Маяковскому. Это похвально. Но зачем тащить на сцену местечковые еврейские мотивы: «Свадебный кортеж», шагаловские сюжеты?.. И почему так много эротики?.. Разлагающий пример для советской молодёжи, когда танцевальный дуэт любовным утехам на публике предаётся: «Роденовский триптих»?..
Первооткрывателю трудно во всякой социальной системе. Но в тоталитарной - муки ада. Каждый новый спектакль Якобсон выцарапывал, выпрашивал, вымаливал у власти. А потом - отбивался, отругивался, отмахивался. Якобсоновская премьера - всегда, обязательно - преодоление, скандал, нервотрёпка...
Была у Леонида Вениаминовича рукописная книжица с оценками, суждениями о нём самом. То ли в шутку, то ли всерьёз собирал он автографы. А может, добрые слова, попадавшие в книжицу, были для него бальзамом, компенсацией за все неурядицы, подзатыльники жизни? За дремучее непонимание современниками?.. […]
Всю свою жизнь Якобсон прожил в нужде. Какой достаток у забияки? Из-за перманентных сражений и препирательств с Министерством культуры, ленинградским обкомом постоянный заработок хореографа был скуден. Советская власть умела душить непокорного художника и рублем! Подсобляла зарплата жены Ирины, танцевавшей в Мариинке.
Но палочкой-выручалочкой, когда материальное стеснение затягивало петлю туже, был народный танец: Якобсон отправлялся в Молдавию, в Кишинев. В знаменитый ансамбль «Жок». Зрители восторгались ароматом, подлинностью народных молдавских танцев, их первозданностью, но никому и в голову прийти не могло, что все они поставлены... Леонидом Якобсоном. Стилист он был виртуозный. Молдаване щедро расплачивались с сочинителем, ставя одно лишь ему условие - анонимность автора. Якобсон безропотно подчинялся. И семья гения не святым духом питается... […]
Судьба Якобсона, впрочем, так же, как и судьба другого великого балетмейстера моей страны Голейзовского, представляется мне трагической. Не менее трагической, чем судьбы миллионов, сидевших по советским тюрьмам, гнивших в ГУЛАГах.
Горящий творчеством человек, не могущий себя до конца выразить. Не могущий сказать людям то, что видит, слышит, осязает его огненное воображение. С заткнутым ртом, со связанными руками. Каждодневно бьющийся, как в пытке, головой о запреты советской идеологии, о тупость и усердие её проповедников, проводников. Вынужденный, чтобы выжить, чтобы сохранить свой талант, чтобы не повредить творческому будущему своего сына Коли, идти на компромиссы. Не на капитуляцию, слышите вы, западные аналитики, непреклонные судьи с жидкими политизированными мозгами, - а компромиссы. Вы-то их не делаете каждый божий день?..
А система безжалостна, смертоносна, открыто восставать против неё гибельно опасно. Теперь-то мы знаем, как кололи Солженицына ядом в сутолоке ростовского магазина, как подкладывали Владимиру Войновичу в гостиничном номере отравленные сигареты...
И при этом вариться в собственном соку, быть оторванным от человечества, от новейших открытий, достижений мировой культуры, от осуществленных трудов своих западных коллег.
И ещё ломать голову, как прокормить семью, где достать ботинки, фрукты, шницель...
И при этом, при этом всем рождать поразительные шедевры, которые переживут и невежественного Брежнева, и своего загнанного до смерти творца. Обращаюсь вновь к Андрею Вознесенскому:
«ВОИТЕЛИ, ВАЯТЕЛИ, СЛАВА ВАМ!..»»
Плисецкая М.М., Я, Майя Плисецкая, М., «Новости», 1996 г., с. 289-294.
Вспоминает его сотрудник – зав. Литературной частью В. Зайдельсон: «У него вообще было особое свойство в любое время, в любой ситуации уходить в свое, сочиняя, размышляя, двигаясь, растворяясь в совсем другом измерении. Эти «отключки» были так незаметны и возвращения «оттуда» так внезапны, что часто воспринимались как бестактность, грубость или сумасшедшие пассажи. Помню, как-то раз мы шли по Невскому, разговаривали о каких-то заземлённых, сугубо административных делах. Потом он надолго замолчал и вдруг напустился на меня: «Вы вообще не понимаете, с кем Вы сейчас идёте рядом. Я гений, который рождается раз в сто лет, раз в эпоху. А Вы смеете не записывать за мной каждое слово. Вы просто преступник». Я расхохотался от неожиданности, стал острить что-то насчёт Эккермана и Гёте. Ляпнул, что, может быть, подождём, пока худсовет признаёт его гениальность. Он замолчал. Потом, спустя много лет, я понял, что не мне он это говорил и не со мной спорил...».
Якобсон И.Л., Зайдельсон В., Беседы о Леониде Якобсоне или необходимы разговор и письмо, посленное вслед, СПб, «Максима», 1993 г., с. 51.
Современный хореограф Б.Я. Эйфман называет Л.В. Якобсона своим учителем.