Россия (СССР)
«Сабля, водка, конь гусарский,
С вами век мой золотой!
Я люблю кровавый бой,
Я рождён для службы царской!»
Денис Давыдов
Русский гусар, поэт и руководитель отряда партизан во время войны с Наполеоном 1812 года.
Д.В. Давыдов получил домашнее образование в семье офицера, ранее служившего под началом А.В. Суворова и в 1801 году поступил на службу в гвардейский кавалергардский полк в Санкт-Петербурге. Позже за басню «Голова и Ноги» его выставили из гвардии с формулировкой «за писание возмутительных стихов» и отправили с понижением чина в обычный гусарский полк…
«В последних числах августа 1812 года Денис Давыдов с небольшим конным отрядом (50 гусар и 80 казаков), выделенных ему по приказу Кутузова, вышел на Смоленскую дорогу в тыл врагу. Впоследствии отряд его увеличился. Весь 1812 год Давыдов провёл в седле: он отпустил бороду, повесил на грудь икону Николая-чудотворца».
Орлов В.Л., Пути и судьбы: литературные очерки, М.-Л., «Советский писатель», 1963 г., с. 62.
«... неприятельская армия стремилась к столице. Несчётное число обозов, парков, конвоев и шаек мародёров следовало за нею по обеим сторонам дороги, на пространстве тридцати или сорока вёрст. Вся эта сволочь, пользуясь безначалием, преступала все меры насилия и неистовства. Пожар разливался по сей широкой черте опустошения, и целые волости с остатком своего имущества бежали от сей всепожирающей лавы, куда - и сами не ведали. Но чтобы яснее видеть положение моей партии, надобно взять выше: путь наш становился опаснее по мере удаления нашего от армии. Даже места, не прикосновенные неприятелем, немало представляли нам препятствий. Общее и добровольное ополчение поселян преграждало путь нам. В каждом селении ворота были заперты; при них стояли стар и млад с вилами, кольями, топорами и некоторые из них с огнестрельным оружием. К каждому селению один из нас принужден был подъезжать и говорить жителям, что мы русские, что мы пришли на помощь к ним и на защиту православныя церкви. Часто ответом нам был выстрел или пущенный с размаха топор, от ударов коих судьба спасла нас. Мы могли бы обходить селения; но я хотел распространить слух, что войска возвращаются, утвердить поселян в намерении защищаться и склонить их к немедленному извещению нас о приближении к ним неприятеля, почему с каждым селением продолжались переговоры до вступления в улицу. Там сцена переменялась; едва сомнение уступало место уверенности, что мы русские, как хлеб, пиво, пироги подносимы были солдатам. Сколько раз я спрашивал жителей по заключении между нами, мира: «Отчего вы полагали нас французами?» Каждый раз отвечали они мне: «Да вишь, родимый (показывая на гусарский мой ментик), это, бают, на их одёжу схожо». - «Да разве я не русским языком говорю?» - «Да ведь у них всякого сбора люди!» Тогда я на опыте узнал, что в Народной войне должно не только говорить языком черни, но приноравливаться к ней и в обычаях и в одежде. Я надел мужичий кафтан, стал отпускать бороду, вместо ордена св. Анны повесил образ св. Николая и заговорил с ними языком народным».
Давыдов Д.В., Дневник партизанских действий 1812 год, Л., «Лениздат», 1985 г., с. 54-55.
«Прославленный партизан […] не только сочинял оригинальные стихи, но и с острой проницательностью оценивал многие социальные процессы современной жизни. Например, как человека военного, его сильно беспокоило положение в армии, о котором можно судить по цифрам одного из отчётов за 1835 год: из 231 099 человек 173 892 оказались больными, причём 11 023, то есть каждый двадцатый, умерли. Болезни подавляющего большинства носили изнурительный и воспалительный характер. «Явилась мысль пересоздать человека. Требуют, чтобы солдат шагал в армии... после всех вытяжек и растяжек солдат идёт в казармы, как разбитая на ноги лошадь...» Но и без подобных цифр из докладной записки царю Давыдов по собственным впечатлениям хорошо представлял себе последствия вдохновенного изучения правил вытягивания носков, равнения шеренг, исполнения ружейных приёмов и т. д., чем «щеголяют все наши фронтовые генералы и офицеры, признающие Устав верхом непогрешимости, служащим для них источником самых высоких поэтических наслаждений». С вступлением на престол Николая I, замечает наследник суворовских традиций, ряды армии постепенно наполняются грубыми невеждами, ненавидящими всякую мысль. «Грустно думать, - сетует Давыдов, - что к этому стремится правительство, не понимающее истинных требований века, и какие заботы и огромные материальные средства посвящены им на гибельное развитие системы, которая, если продлится надолго, лишит Россию полезных и способных слуг. Не дай Боже убедиться нам на опыте, что не в одной механической формалистике заключается залог всякого успеха».
Тарасов Б.Н., Чаадаев, М., «Молодая гвардия», 1990 г., с. 288.
«Вот, к примеру, заключительный пассаж этой автобиографии, отлично характеризующий и писательскую манеру Давыдова, и принятую им в литературе позу «воина-поэта»: «Заключим: Давыдов не нюхает с важностью табаку, не смыкает бровей в задумчивости, не сидит в углу в безмолвии. Голос его тонок, речь жива и огненна. Он представляется нам сочетанием противоположностей, редко сочетающихся. Принадлежа стареющему уже поколению и летами, и службою, он свежестью чувств, веселостью характера, подвижностью телесною и ратоборством в последних войнах собратствует, как однолеток, и текущему поколению. Его благословил великий Суворов; благословение это ринуло его в боевые случайности на полное тридцатилетие; но, кочуя и сражаясь тридцать лет с людьми, посвятившими себя исключительно военному ремеслу, он в то же время занимает не последнее место в словесности между людьми, посвятившими себя исключительно словесности. Охваченный веком Наполеона, изрыгавшим всесокрушительными событиями, как Везувий лавою, он пел в пылу их, как на костре тамплиер Моле, объятый пламенем. Мир и спокойствие - и о Давыдове нет слуха, его как бы нет на свете; но повеет войною - и он уже тут, торчит среди битв, как казачья пика. Снова мир - и Давыдов опять в степях своих, опять гражданин, семьянин, пахарь, ловчий, стихотворец, поклонник красоты во всех ее отраслях - в юной деве ли, в произведениях художеств, в подвигах ли военном или гражданском, в словесности ли, - везде слуга её, везде раб её, везде поэт её. Вот Давыдов!».
Орлов В.Л., Пути и судьбы: литературные очерки, М.-Л., «Советский писатель», 1963 г., с. 64.
«В славной жизни Дениса Васильевича Давыдова был случай, который иначе, чем курьёзным, вроде бы и не назовёшь. Хотели было дать ему командование конно-егерской бригадой, - что было и лестно и даже выгодно: бригада располагалась как раз возле его орловского имения, - и вот от этой-то чрезвычайной монаршей милости он вдруг отказывается. Почему? А потому, что в таком случае пришлось бы сбрить усы: егерям они - не по форме!».
Рассадин С.Б., Русские, или из дворян в интеллектуалы, М., «Книжный сад», 1995 г., с. 105.
В русской истории обычно предполагается, что Денис Давыдов опирался на опыт испанских партизан, но замалчивается тот факт, что он хорошо знал о финских партизанских отрядах, которые успешно нападали на русскую армию под руководством М.Б. Барклая-де-Толли.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
