«1. Предки наши в своё время завели мудрый и практичный обычай передавать потомству плоды своих дум путём записей, в виде памяток, с тем чтобы их духовное наследие не пропадало бесследно, но из поколения в поколение, разрастаясь, издавалось фолиантами и по ступеням развития достигало, в преемстве веков, утонченнейшего оформления точных учений по последнему слову науки.
Поэтому мы обязаны дедам не малою, а безграничною благодарностью за то, что они не похоронили в молчании от нас завистливо свой клад, но, напротив, озаботились о передаче живых мыслей всех предыдущих поколений памяти последующих в своих подводящих итоги писаниях.
2. В самом деле, если бы прадеды такого обычая не завели, то мы не могли бы знать ни о героике троянского похода, ни о воззрениях на природу вещей Фалеса, Демокрита, Анаксагора, Ксенофана и прочих так называемых физиков-естествоведов, ни о нормах поведения, определенных для человеческой жизни Сократом, Платоном, Аристотелем, Зеноном, Эпикуром и другими философами. Точно также остались бы неизвестными деяния и история деяний Креза, Александра, Дария и прочих царей, если бы наши прадеды путем собирания завещанных преданий не сделали их общедоступным достоянием памяти потомства путём своих записей.
3. Но в какой мере должна воздаваться благодарность нашим предкам за их духовное наследие, в такой же мере, напротив, подлежат осуждению те плагиаторы, которые, воровски используя их писания, выдают их за свои. Точно также и такие авторы, которые основываются не на собственной продуктивной мысли, но, давая волю своему человеконенавистническому нраву, ищут славы в развенчании чужих произведений, не только должны подвергаться общественному порицанию, но и подлежать судебной каре за извращённое направление, принятое их жизнью. По крайней мере, из прошлого имеются свидетельства о том, что подобные поползновения не оставались без серьёзного возмездия у прежних поколений, и было бы, думается, не лишним привести здесь результаты выносившихся ими приговоров, как они нам переданы в традиционных версиях.
4. Подобно царям династии Атталов, которые,поддаваясь великому обаянию литературоведения, учредили превосходную библиотеку в Пергаме для общего пользования, решил точно также в те времена и Птолемей, в порыве безграничной ревности и обуявшей его страсти, с неменьшими усилиями потрудиться организовать в Александрии нечто подобное. Но, создав библиотеку со всей возможной тщательностью, он не считал одного этого достаточным, а стремился ещё расширить круг её действия путем популяризации её сокровищ, сея их оплодотворяющие семена. Поэтому он учредил литературные состязания в честь Муз и Аполлона и установил, подобно тому как это принято для атлетов, награды и почётные отличия для победителей из числа состязающихся литераторов.
5. Когда такие публичные состязания были заведены, то с приближением их дня надо было избирать для присуждения премий судей из тонких знатоков литературы. Один раз царь уже выбрал шесть лиц из граждан столицы, но не мог сразу быстро подыскать подходящее лицо в качестве седьмого и обратился к учёным, стоявшим во главе библиотеки, с запросом, нет ли известного ученой коллегии подходящего на то лица. Тогда царю ответили, что есть такой при библиотеке человек, Аристофан (более полное имя - Аристофан Византийский [примерно 257-180 до н. э.] - древнегреческий ученый, который примерно в 195 году до нашей эры после Эратосфена стал заведовать Александрийской библиотекой - Прим. И.Л. Викентьева), который изо дня в день с необычайным учёным рвением и неослабным усердием перечитывает по порядку все библиотечные книги. И вот при открытии торжественного собрания для состязаний, когда судьям были отведены особые места, наряду с прочими выкликаемыми и Аристофан, вызванный по имени, занял то место, какое ему предназначалось.
6. Когда для открытия состязания в первую голову была выведена группа поэтов и началась декламация их писаных произведений, то публика дружно своими знаками одобрения сигнализировала судьям, какие выступления им следует премировать. Действительно, при опросе отзывов каждого судьи шестеро высказались единогласно, и тому, кто, как они заметили, больше всех понравился публике, присудили первую награду, а следующему за ним соответственно вторую. Аристофан же, когда от него потребовали отзыва, как раз настаивал на обратном, чтобы был провозглашён первым победителем тот поэт, который меньше всего понравился публике.
7. Когда же царь и все присутствующие стали выражать по этому поводу своё сильное негодование, Аристофан поднялся со своего места и после настоятельных требований добился, чтобы ему разрешили выскаваться. И вот, когда водворилась безмолвная тишина, он заявил во всеуслышание, что только тот один изо всех выступавших есть настоящий поэт, а все прочие рецитировали чужие произведения. Между тем конкурсные судьи должны премировать не воровски заимствованные, а самостоятельные, оригинальные произведения. Это заявление вызвало в народе изумление. Пришёл от него в недоумение и царь. Аристофан опираясь на свою память, распорядился извлечь из намеченных им определенных шкафов многое множество книжных свитков и путем сличения их текста с рецитированными стихами принудил самих плагиаторов заклеймить себя собственным признанием. Тогда царь велел судить плагиаторов за воровство и по осуждении их с позором отослал их от себя прочь, а Аристофана он, напротив, почтил щедрыми дарами и поставил его во главе Александрийской библиотеки.
8. В последующие годы пришел в Александрию из Македонии некий Зоил, который претендовал на звание «Гомеромастикса», то есть «бича Гомера». Он выступил пред царем с рецитацией своих произведений, направленных против Илиады и Одиссеи. Птолемей усмотрел в этом выступлении вызов к ответу, без возможности отвечать, отца поэтов, главу всей существующей словесности, поношение Зоилом таких его произведений, на которые весь свет взирает с благоговением, и оставил Зоила без всякого ответа, выражая этим свое возмущение. Проживши более или менее продолжительное время в пределах царства, Зоил оказался под бременем нужды и стал засылать к царю прошения об оказании ему некоторой материальной поддержки.
9. На эту просьбу царь, говорят, ответствовал в таком смысле, что, мол, Гомер, уже целое тысячелетие как скончавшийся, непрерывно, из века в век, питает многие тысячи людей и что тот, кто объявляет себя гением, превосходящим Гомера, должен бы тоже, кажется, быть способным пропитать не только одного человека, но и ещё большую массу людей, чем Гомер. А в конце концов описывается преданием в разных версиях смерть Зоила в результате осуждения его за смертоубийство. Одни писали о том, что он был распят на кресте Птолемеем Филадельфом, некоторые другие о том, что его хиосцы побили камнями, наконец, третьи о том, что он живым был сожжён на костре. Но всё равно, какая бы из описанных участей его ни постигла, кара явилась вполне им заслуженной. Ибо ничего другого не заслуживает тот, кто требует к ответу авторов, от которых не может последовать определенного личного ответа, что именно они разумели, когда писали.
10. А я, Цезарь, совсем напротив, далёк от того, чтобы путём замалчивания авторства чужих произведений подменять чужие имена своим именем, издавая в свет настоящий свод сведений по строительству, как далёк я и от того, чтобы стараться себя выставить в выгодном свете, опорочивая достижения какого-либо выдающегося ума. Наоборот, я всем авторам выражаю чувства бесконечной благодарности за то, что они, соответственно каждый в своей области, путём собирания достижений мастерства талантов в прошлом припасли в готовом виде богатейшие материалы, откуда мы черпаем, как воду почерпают из источников, переключая все в них каждый раз применимое на службу нашим собственным заданиям, и в силу этого получаем обладание более широкими возможностями и способностями для самостоятельного авторства. Так-то мы дерзаем, полагаясь на признанные авторитеты, составлять новые руководства».
Витрувий, Об архитектуре, Десять книг, Л., «ОГИЗ», 1936 г., с. 177-180.
