Россия (СССР)
Отечественный учёный-фольклорист, один из первых, кто стал анализировать структуру текстов и выявлять их инварианты.
В 1928 году в Ленинграде вышла публикация В.Я. Проппа: Морфология сказки. Перевод этой работы вышел в 1958 году в США, что сделало книгу научным бестселлером, а имя учёного всемирно известным... Печально, но ряд отечественных учёных узнали об этом исследовании из зарубежных публикаций…
В своём исследовании В.Я. Пропп ссылался на подход Гёте, который ранее исследовал морфологию растений ориентируясь на идею некого «Прарастения» / Urpflanze. По аналогии В.Я. Пропп пришёл к мысли, что выявленную им структуру волшебной сказки можно истолковать, предположив, что в основу её первоначально была положена схема обряда инициации...
Суть работы: автор выделяет в сказках различных (!) народов 31 повторяющийся элемент (инвариант) – так называемые функции (акции) действующего лица, из которых, как из кубиков, можно собрать любую сказку (понимая при этом, что научные модели описывают лишь некое приближение к реальному тексту). До указанной выше публикации, русский литературовед А.Н. Веселовский [1839-1906] в рукописи незаконченной работы «Историческая поэтика» начал выделять элементарные части сюжета, но В.Я. Пропп рассклассифицировал повторяющихся функции.
В 1946 году В.Я. Пропп выпустил новую книгу: Исторические корни волшебной сказки, где так охарактеризовал подходы других исследователей:
«Изучение структуры волшебных сказок показываете тесное родство этих сказок между собой. Родство это настолько тесно, что нельзя точно отграничить один сюжет от другого. Это приводит к двум дальнейшим, весьма важным предпосылкам. Во-первых: ни один сюжет волшебной сказки не может изучаться без другого, и во-вторых: ни один мотив волшебной сказки не может научаться без его отношения к целому. Этим работа становится принципиально на новый путь. До сих пор работа обычно велась так: брался один какой-нибудь мотив, или один какой-нибудь сюжет, собирались по возможности все записанные варианты, а затем из сопоставления и сравнения материалов делались выводы. Так, Поливка изучал формулу «русским духом пахнет», Радермахер - мотив о проглоченных и извергнутых китом, Баумгартен - мотив о запроданных чёрту («отдай, чего дома не знаешь») и т.д. Авторы ни к каким выводам не приходят и от выводов отказываются. Точно так же изучаются отдельные сюжеты. Так, Макензен изучал сказку о поющей косточке, Лильеблад - о благодарном мертвеце, и т.д. Таких исследований имеется довольно много, они сильно продвинули наше знание распространенности и жизни отдельных сюжетов, но вопросы происхождения в этих работах не решены. Поэтому мы пока совершенно отказываемся от посюжетного изучения сказки. Волшебная сказка для нас есть нечто целое, все сюжеты её взаимно связаны и обусловлены. Этим же вызвана невозможность изолированного изучения мотива. Если бы Поливка собрал не только все разновидности формулы «русским духом пахнет», а задался бы вопросом, кто издает это восклицание, при каких условиях оно издается, кого этим возгласом встречают и т.д., т.е. если бы он изучал его в связи с целым, то, очень возможно, он пришел бы к верному заключению. Мотив может быть изучаем только в системе сюжета, сюжеты могут изучаться только в их связях относительно друг друга».
Пропп В.Я., Исторические корни волшебной сказки, Л., «Издательство Ленинградского университета», 1986 г., с. 19-20.
«Фактически Пропп создал первую в семиотике порождающую грамматику. Книгу встретил холодный приём. Даже серьёзные исследователи говорили, что Пропп изучает скелет сказки вместо тела сказки. Но эта книга была только частью пропповской работы. В другой своей книге «Исторические корни волшебной сказки» (написана до 1939 г., опубликована в 1946), Пропп исследовал тело сказки. Он проследил генетические корни, основу этой схемы, связав разные функции и персонажи с этнографическими материалами и мифологическими представлениями первобытных народов. Эту основу он увидел в обрядах инициации, структурированных ван Геннепом. Пропп связал с ними не отдельные сюжеты, мотивы или персонажей, а весь жанр в целом. Это в обрядах инициации мальчик удаляется в иной мир, получает трудные задачи, его ранят и т. д. Метасюжет восходит к объяснительному мифу инициации, а его «бытование» - к инсценировке мифов при обучении новичков. Таким образом, жанр волшебной сказки был изучен не как художественное явление, а как образная (тоже знаковая) система, с единой для всех таких сказок структурой, за которой стоит символика первобытной обрядности с её специфической ментальностью. Систему структурного анализа, разработанную на материале волшебной сказки, Пропп затем применил и к чисто этнографической теме - в книге «Русские аграрные праздники» (1963). Он показал, что и они состоят из одинаковых компонентов, и настаивал, что надо изучать не отдельные праздники, а весь годичный цикл аграрных празднеств. […] В тогдашней Советской России его труды были встречены в штыки. Его обвиняли в формализме (поскольку он недостаточно анализировал классовое содержание в марксистском духе), в космополитизме (слишком много упоминал иностранных учёных и не подчёркивал своеобразие русской сказки по сравнению с прочими) и т. д. Всё это были серьёзные обвинения в советское время, и обвинённый в этом мог закончить жизнь в лагере или потерять её вообще. Проппу повезло - его репрессировали ненадолго, однако терпели с трудом».
Клейн Л.С., История археологической мысли в 2-х томах, Том 2, СПб, Изд-во СПбГУ, 2011 г., с. 64-65.
Во второй половине XX века:
«С горящими глазами я стал объяснять Проппу, как его функции в сочетании с темами и приёмами выразительности Эйзенштейна поведут к развитию кибернетической поэтики, а он в ответ сокрушенно говорил, что Леви-Стросс (прославивший его на Западе) «не понял, что такое «функция», и опять навешивает ему сталинский ярлык «формализма»; что к нему часто обращаются математики и кибернетики, но что он во всём этом не разбирается и своим единственным долгом считает учить студентов аккуратно записывать и табулировать все варианты фольклорного текста. - Вообще, - сказал он грустным монотонным голосом, - я жалею, что занимался всем этим. Вот мой сын - биолог. Он только что вернулся из Антарктиды. Он опускался на дно, видел морских звёзд. Может быть, и мне посчастливилось бы сделать какое-нибудь открытие, - с шикарной скромностью заключил Пропп. Дима Сегал, знавший Проппа более близко, рассказывал, как примерно в те же годы он вез его на такси в издательство «Наука» заключать договор на переиздание «Морфологии сказки» (книга вышла в 1969-м) и сказал ему, что вот, наконец, пробил его звёздный час, и он может внести любые исправления, изменения, усовершенствования, включить дополнительные материалы (сохранившиеся у него с 20-х годов!). Пропп помотал головой: - Нельзя трогать, - сказал он. - Классика!»
Жолковский А.К., Звезды и немного нервно: Мемуарные виньетки, М., «Время», 2008 г., с. 93.
«… любое повторение любого духовного акта лишает этот акт его творческого или вообще значительного характера, снижает его значение и тем может сделать его смешным. Педагог или лектор, который из года в год, с теми же шуточками и в одинаковых выражениях, с одинаковой мимикой и с одинаковой интонацией повторяет свой урок, в глазах учеников, если они это узнают, становится смешным…»
Пропп В.Я., Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре, М., «Лабиринт» 1999 г., с. 50.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
