Древняя Греция
Агесилай II - царь Спарты с 401 года до н. э.
Был хромым (над чем всегда смеялся первым), отличался хитростью, прозорливым умом, и спартанской скромностью.
«Если Агесилай слышал, что кого-либо хвалят или порицают, он полагал, что не менее важно знать характер тех, кто говорит, чем тех, о ком судят. […]
Намереваясь начать войну с персами за освобождение проживающих в Азии эллинов, Агесилай запросил оракул Зевса в Додоне. Оракул приказал ему начать поход, и царь сообщил об этом эфорам. Те приказали Агесилаю отправиться в Дельфы, чтобы получить и там предсказание. Придя в Дельфы, он задал вопрос следующим образом: «Согласен ли ты, Аполлон, с мнением твоего отца?» Когда бог подтвердил предсказание, Агесилай был выбран полководцем и выступил в поход. […]
Образ жизни Агесилая ничем не отличался от образа жизни его сотоварищей: он вёл простую жизнь, воздерживаясь от пьянства и пресыщения. Агесилай не признавал сон своим господином и отдавался ему лишь тогда, когда это допускали обстоятельства. Подобным образом он относился и к жаре и к холоду: он как никто умел пользоваться преимуществами всех сезонов, а не зависеть от них. Его ложе ничем не отличалось от постели воинов, и он спал в палатке, стоявшей посреди палаток остальных воинов.
Агесилай постоянно повторял, что тот, кто стоит во главе, должен превосходить остальных не изнеженностью и роскошью, но храбростью и мужеством.
Когда его спрашивали, что самое важное дали законы Ликурга Спарте, он отвечал: «Презрение к удовольствиям». […]
Даже состарившись, Агесилай придерживался того же образа жизни. На чей-то вопрос, почему в преклонном возрасте он даже в холодную погоду не носит хитона, царь сказал: «Для того, чтобы старые люди, стоящие во главе государства, могли служить молодым примером для подражания». […]
Когда вместе с войском Агесилай проходил мимо острова Фасоса, островитяне послали ему муку, гусей, медовые лепёшки и другие виды изысканной пищи и напитков. Агесилай принял только муку и приказал доставившим пищу возчикам везти всё остальное назад, так как спартанцам эти лакомства не нужны. Когда же фасосцы продолжали уговаривать его принять всё, царь распорядился раздать яства илотам. Когда его спросили о причине такого решения, Агесилай сказал: «Не годится, чтобы мужественные люди питались лакомствами, ибо то, что прельщает рабов, должно быть чуждо свободным». […]
В другой раз фасосцы, полагавшие, что Агесилай оказал им много благодеяний, почтили его сооружением храмов и божескими почестями. Они прислали посольство, чтобы сообщить ему об этом. Когда царь прочёл доставленное фасосцами послание, он спросил их, способна ли их родина превращать людей в богов. Когда те ответили утвердительно, Агесилай сказал: «Превратите сперва себя в богов, и, если вам это удастся, тогда я поверю, что и меня вы можете сделать богом». […]
Когда в другой раз кто-то спросил его, почему у Спарты нет городских стен, Агесилай показал на вооружённых граждан и сказал: «Вот - спартанские стены». […]
При Агесилае находился мудрец Ксенофонт, и царь уделял ему большое внимание. Он побудил Ксенофонта вызвать к себе сыновей и воспитывать их в Спарте, чтобы обучить лучшей из наук - уметь повелевать и подчиняться.
В другой раз, когда его спросили, почему спартанцы счастливее всех остальных народов, Агесилай ответил: «Потому что больше всех остальных упражняются в искусстве повелевать и подчиняться».
Жители Малой Азии привыкли называть персидского царя Великим. «Почему же, - спросил Агесилай, - он более велик, чем я, если он нисколько не справедливее и не благоразумнее меня?».
Агесилай говорил, что жители Малой Азии - никуда не годные свободные граждапе, но как рабы они превосходны.
После того, как был заключён мир, Агесилаю передали письмо персидского царя, доставленное одним из персов и спартанцем Каллием, где царь предлагал свою дружбу и союз гостеприимства. Агесилай не принял письма и приказал объявить царю, чтобы тот не присылал ему впредь частных писем: «Если, - сказал он, - царь покажет себя другом Спарты и доброжелателем всей Эллады, то и я, по мере сил, стану его другом. Если же выяснится, что царь злоумышляет против Эллады, то, - продолжал он, - пусть не надеется, что я буду ему другом, даже если получу от него множество писем».
Говорят, что Агесилай особенно любил детей: дома, играя с маленькими в лошадки, он скакал на палочке. Когда за этим занятием его застал один из друзей, царь попросил его не рассказывать об этом никому, пока сам не станет отцом. […]
Как-то Агесилай услышал, что союзники недовольны необходимостью участвовать в непрерывных походах, причем небольшое количество спартанцев должно было сопровождать многочисленные отряды.
Желая показать цену их численности, Агесилай распорядился, чтобы все союзники без разбора сели рядом друг с другом, а чтобы спартанцы сидели отдельно от них, неподалёку. Через глашатая он приказал встать всем, знающим гончарное ремесло; когда это было сделано, должны были встать все кузнецы, затем - плотники, строители и по очереди все остальные ремесленники. За небольшим исключением все союзники уже стояли, а из спартанцев не поднялся никто.
Ведь в Спарте гражданам было запрещено заниматься и даже изучать какое-либо ремесло.
Засмеявшись, Агесилай сказал: «Теперь вы видите, мужи, насколько больше воинов в посылаем мы, спартанцы». […]
Слыша, как они по привычке называют персидского царя «Великим», оп сказал: «Чем он больше меня, если он не умнее и не справедливее?» […]
Врач Менекрат, величавший себя Зевсом, прислал ему письмо: «Менекрат-Зевс царю Агесилаю желает счастья»; Агесилай ответил: «Царь Агесилай Менекрату желает здравого ума»».
Плутарх, Застольные беседы, Л., «Наука», 1990 г., с. 287-290? 292-296 и 364-365.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
