Россия (СССР)
Русский писатель, один из основоположников советской научно-фантастической литературы.
«Мало кто знает, что Александр Беляев - автор знаменитой повести «Человек-амфибия», - шесть лет был прикован к постели, три из которых был скован гипсом, находясь почти в буквальном смысле в каменном мешке.
Впервые болезнь заявила о себе в конце 1915 года, хотя начало ей было положено в детстве, когда юный Саша, желая взлететь вверх, спрыгнул с крыши сарая с самодельным зонтиком в руках и расшибся. Врачи долгое время не могли определить, что с ним. И только в 1916 году установили, что у Беляева туберкулёз позвоночника. Ускорила обострение тяжёлого заболевания и некачественно взятая пункция, которую Беляеву делали ещё в Ярославле, во время болезни плевритом.
Это была почти катастрофа. Тем более для молодого, талантливого, в расцвете сил человека.
Врачи, друзья, близкие считают, что Беляев обречён.
Не желая связывать дальнейшую жизнь с тяжело больным мужем, от Александра уходит жена.
А в это время в стране набирает силу грандиозная катастрофа: революция семимильными шагами переходит в Гражданскую воину, с массовыми смертями, голодом, холодом, болезнями.
И в это страшное время, словно соломинку утопающему, врачи предлагают Беляеву сменить умеренный климат средней России на тёплый южный. И хотя это довольно призрачная надежда на спасение, тем не менее Надежда Васильевна, мать Александра Романовича, оставив дом, увозит сына в Ялту.
Конечно, это не самое лучшее время для поправки здоровья. В это время в Крыму, поочередно сменяя друг друга, свирепствуют красные и белые, без суда и следствия убивая всех, кто хоть чем-то вызвал подозрение.
В это время, с 1917 по 1921 годы, Беляев находится в гипсе. Возможно, это его и спасло от пули или виселицы. Как-никак, а он, выходец из богатых слоев общества, а значит, чуждый советской власти человек.
Но, учитывая его состояние, на тот момент угрозы новому строю он не представлял, потому что был наполовину мёртвый.
В это время больной Александр Романович пишет первую свою повесть «Голова профессора Доуэля». Сюжет произведения во многом копирует жизнь самого автора, о чём Беляев открыто говорит в статье «О моих работах».
«Могу сообщить, - пишет он, - что «Голова профессора Доуэля» - произведение в значительной степени автобиографическое. Болезнь уложила меня однажды на три года в гипсовую кровать. Этот период болезни сопровождался параличом нижней половины тела. И хотя руками я владел, всё же моя жизнь сводилась в эти годы к жизни «головы без тела», которого я совершенно не чувствовал, - полная анестезия».
Кто знает, как сложилась бы судьба Беляева в будущем, смог бы он встать на ноги, если бы не встретил в Ялте свою будущую жену. Именно благодаря её уходу Александр Романович стал поправляться, а затем и сделал первые шаги. И хотя болезнь постоянно напоминала о себе, Беляев уже не был тем человеком, который обречён всю жизнь оставаться прикованным к кровати».
Загадки и странности великих / Авт.-сост, А. С. Бернацкий, М., «Аст»; «Зебра Е», 2008 г., с. 246-248.
«Нельзя не изумляться мужеству Беляева. На протяжении десяти лет критика прилагала все усилия, чтобы обезопасить читателя от его фантастики. Порой это делалось так быстро и так энергично, что больной и далеко не молодой уже писатель отправлялся в поисках заработка на Север, в рыбачьи артели. И вот после критических разносов, после тягучих проработок, после статей, снисходительно поучавших, как надлежит фантазировать, Беляев незадолго до смерти пишет «Ариэля». Нет, чёрт возьми, мир устроен не так уж глупо! Есть в этом мире что-то вроде закона сохранения фантазии: вся сдерживаемая эти годы дерзость мысли, весь неизрасходованный запас воображения воплотились в великолепной идее летающего человека».
Альтов Г. , Гадкие утята фантастики, в Сб.: Альтов Г., Журавлёва В., Летящие по Вселенной, М., «Аст», 2002 г., с. 814-815.
«Это был мужественный человек. Вынужденный носить ортопедический корсет и ходить, опираясь на палку, он всегда был образцом дисциплины и корректности. А тогда, когда ему приходилось подолгу лежать в гипсе, он, как рассказывала вдова писателя Маргарита Константиновна, писал в письмах: «Жив, здоров, лежу в постели без движения».
Ему часто снился один и тот же сон: он свободно парит в воздухе. Прикованный к постели, он мечтал о полётах. Так возник замысел «Ариэля», написанного незадолго до войны.
Многие произведения Беляева рождались необычно. Вспоминая о том, как создавался роман «Голова профессора Доуэля», писатель отмечал, что это произведение в значительной степени автобиографическое. «Болезнь уложила меня однажды на три с половиной года в гипсовую кровать, - писал Беляев. - Этот период болезни сопровождался параличом нижней половины тела. И хотя руками я владел, все же моя жизнь сводилась в эти годы к жизни «головы без тела», которого я совершенно не чувствовал... Вот когда я передумал и перечувствовал всё, что может испытать «голова без тела».
Беляев получал много писем, газет, журналов. Лишённый возможности широкого общения с людьми, он особенно внимательно присматривался к фотографиям в журналах. Иногда он вырезал из газеты чем-то обратившую на себя внимание фотографию и потом использовал её, описывая внешность кого-нибудь из своих героев.
Последние годы жизни Беляев выходил из дому очень редко и ненадолго: здоровье ухудшалось.
Его навещали люди самых разнообразных профессий. К нему приходили учёные, врачи, изобретатели, студенты, школьники. […]
Беляев хорошо рисовал и часто сам делал эскизы для иллюстраций своих произведений или давал художникам свои указания. Он очень любил музыку и, когда чувствовал себя лучше, играл на скрипке. Дочь писателя Светлана Александровна рассказывает, что иногда в их семье устраивали целые концерты: Беляев играл на скрипке, Маргарита Константиновна на гитаре, а она, тогда школьница, на кастаньетах или треугольнике.
Несмотря на болезнь, писатель очень много работал, всегда был полон самых различных идей и замыслов. «Писал он очень легко, - вспоминает С.А. Беляева. - Стоило ему вечером начать, и он мог продолжать до рассвета. Чтобы избежать этого, он составил себе распорядок дня и строго его придерживался. В девять часов утра просыпался. В десятом завтракал. С десяти до часу дня писал. В час у него был второй завтрак. После него продолжал работу: отвечал на письма, читал газеты и журналы. В четыре часа обедал, потом часа полтора спал. Отдохнув, читал, слушал радио. По вечерам занимался со мной. Иногда мы рисовали, лепили из пластилина, сообща сочиняли сказку».
Александр Беляев любил город Пушкин и много думал о его будущем.
В конце ноября 1938 года он выступил на страницах газеты «Большевистское слово» с призывом бережно охранять пушкинские парки, превратив их в заповедник. А в той части Александровского парка, которая будет отведена для отдыха, создать «парк чудес» для детей - нечто вроде филиала Дома занимательной науки и техники и Дворца пионеров, - где отдых детей сочетался бы с познанием природы и знакомством с последними достижениями науки.
По его мысли, в этом «парке чудеc» должна быть зона астрономии и звёздоплавания с ракетодромом; зона ботаники и зоологии и т.д. […]
К Пушкину подходили фашистские войска. Незадолго до войны Беляев перенёс тяжелую операцию, и об эвакуации нечего было и думать: ему нельзя было двигаться.
17 сентября 1941 года город был оккупирован...
6 января 1942 года Беляев умер от голода. Две недели тело его пролежало в соседней пустой квартире, так как у родных не было возможности его похоронить.
6 февраля 1942 года жену и дочь писателя фашисты угнали в Германию. Только после войны им удалось вернуться на Родину».
Бунатян Г.Г., Город муз: литературные памятные места города Пушкина, Л., «Лениздат», 1987 г., с. 206-208.
«К слову сказать, среди читателей Беляева был в студенческие годы и известный наш хирург В.П. Демихов. Тот самый доктор, который, словно беляевский Сальватор, подсаживал собакам вторые головы (и они жили, эти вторые, и даже покусывали за ухо тех, к кому были «подселены»...), приживлял им второе сердце (и одна из собак умерла лишь на тридцать третьи сутки, это было в 1956 году - за добрый десяток лет до сенсационных экспериментов Кристиана Барнарда), а в 1960 году выпустил монографию «Пересадка жизненно важных органов в эксперименте», проиллюстрированную совершенно фантастическими фотографиями, на одной из которых лакали молоко две головы одной дворняги. И в том же 1960-м в лаборатории Демихова, набираясь опыта, ассистировал молодой ещё хирург из Кейптауна Кристиан Барнард...».
Бугров В.Н., 1000 ликов мечты. О фантастике всерьёз и с улыбкой, Свердловск,
«Средне-Уральское книжное издательство», 1988 г., с. 179.