Россия (СССР)
Советская актриса театра и кино.
Родители Людмилы Гурченко работали в Харьковской филармонии и с детства поощряли увлечение дочери декламацией, пением и танцами…
О детстве в Харькове: «Для меня жизнь до войны - это музыка! Каждый день новые песни, новые мелодии. Они звучали по радио и на улицах; с утра, когда папа разучивал «новый репертуар»; вечером, когда приходили гости; у соседей на пластинках. Песни и мелодии я схватывала на лету. Я их чисто пела, ещё не научившись говорить. […] А выступала я перед всеми, кто попадал к нам в дом. Папа тут же усаживал гостя.
- Ну куда, куда ты бежишь? Ну чиво? Сядь, передохни! Галава ты... Усех дел не переделаишь. Щас тибе моя дочурка концертик устругнёть.
И начиналось! Папа ставил стул посередине комнаты, я быстро вскарабкивалась на него, руки назад, глаза широко открыты, улыбка самая веселая. Я всё делала так, как учил меня папа: «Дочурка, глаза распрастри ширей, весело влыбайсь и дуй свое!» Начинала я со стихотворения»
Гурченко Л.М., Аплодисменты. Повесть, М., «Современник», 1987 г., с. 12-14.
В 1956 году стала известна в СССР после выхода на экран новогодней комедии Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь».
«В 1972 году, в марте, у меня был первый и единственный творческий вечер в Москве, в ЦДРИ. Гердт рассказывал о наших съёмках в фильме «Тень». Зал очень бурно его приветствовал. Рассказывал смешно. Он меня похвалил за смелость. Я первая отважилась спеть Вертинского. У меня не было никакого страха. Страх появился потом, когда осознала, что действительно «отважилась». Но «Маленькая балерина» прошла «на ура». Как часто в нашей актёрской жизни фильмы, концерты разбрасывают нас по разным городам, по разным коллективам. После «Тени» и «Соломенной шляпки» мы долго не встречались с Зиновием Ефимовичем. У меня началась бурная работа в кино. И параллельно пошли разговоры о сложном моём характере. Характер был всегда. Успеха не было. Появился успех, появились и разговоры о тяжёлом характере. А как же. Это аксиома. Успех бесследно не проходит. Подряд выходили фильмы, которые с успехом шли на экранах. И пошли сплетни, слухи. И что было, и чего не было. И чего вообще не могло быть. Я работала и многого не знала. И если оказывалась в местах, где люди самые разные, я видела, как меня изучали жадными и даже испуганными глазами. Наверное, так смотрят на того, о ком слышали много разного и о ком сами думали самое разное. И вот этот объект появился. Как интересно! Надо иметь, скажу я вам, дорогие мои читатели, много мужества и ещё чего-то и чего-то. Зная, что это такое, никогда не рассматриваю людей, о которых говорят много небылиц. Да у меня прямо страсть к людям, которые делают что-то первоклассное. Я ими восхищаюсь…»
Гурченко Л.М., Sunnyboy, в Сб.: Зяма - это же Гердт! / Сост.: Я.И. Гройсман, Т.А. Правдина, Нижний Новгород, «Деком», 2007 г., с. 216.
«Обожаю талантливых людей. Перед талантом млею всегда. Бездарных и претенциозных не люблю и не скрываю этого. Берись за то, чему ты сроден. И... враги тут как тут. Что ж, здравствуйте, товарищи враги! А жизнь, в общих чертах, продолжается, чёрт побери, а?.. И вас всё больше и больше».
Гурченко Л.М., Аплодисменты. Повесть, М., «Современник», 1987 г., с. 363.
Во ВГИКе училась на курсе С.А. Герасимова и Т. Ф. Макаровой.
«После школы в институте пошли провалы. Не на уроках мастерства, не по другим предметам, даже не в масштабе узкой школьной программы - по истории, литературе - нет. Здесь всё внешне было пристойно. Но внутри - я-то знаю! - всё время я проваливалась, спотыкалась. Чувствуя на лекциях С.А. Герасимова широкий размах его знаний и эрудиции, я понимала, что мне надо необыкновенно много читать; много нового узнать, очистить свою речь, исправить свой вкус, что мне придётся постоянно пересматривать и менять свои взгляды на жизнь, на искусство. Я должна была самостоятельно выбираться трудными дорогами из лабиринта запутанных в сознании вопросов».
Гурченко Л.М., Аплодисменты. Повесть, М., «Современник», 1987 г., с. 220.
