Франция
«Великие художники - те, кто
навязал человечеству свои собственные иллюзии...».
Ги де Мопассан
Французский писатель.
Литературный наставник с юных лет – приятель матери – Густав Флобер.
«Молодой Мопассан подсмотрел однажды Флобера за работой, и это зрелище явилось для него поучительным уроком. Он видел лицо, багровое от притока крови, видел мрачный взгляд, устремлённый на рукопись; казалось, этот напряжённый взгляд перебирает слова и фразы с настороженностью охотника, притаившегося в засаде, задерживаясь на каждой букве, будто исследуя её форму, её очертания. А затем видел, как рука берётся за перо и начинает писать - очень медленно. Флобер то и дело останавливался, зачёркивал, вписывал, вновь зачеркивал и вновь вписывал - сверху, сбоку, поперек. Сопел, как дровосек. Щёки набрякли, на висках вздулись жилы, вытянулась шея, чувствовалось, что мускулатура всего тела напряжена - старый лев вёл отчаянную борьбу с мыслью и словом».
Ян Парандовский, Алхимия слова. Олимпийский диск, М., «Прогресс», 1982 г., с. 115.
«Молодой Мопассан приносил все свои новые вещи на суд Флоберу, и прошло несколько лет (точнее – шесть – Прим. И.Л. Викентьева), прежде чем Флобер позволил ему опубликовать его первый рассказ. Всему миру известно, что то был маленький шедевр, озаглавленный «Пышка». Но это случай исключительный».
Сомерсет Моэм, Подводя итоги, М., «Высшая школа», 1991 г., с. 131.
Характерный момент: на предложение вступить ряды масонов в1876 году Ги де Мопассан ответил: «Из-за эгоизма, злости и независимости я никогда не свяжу себя ни с какой партией, какова бы ни была её программа, ни с какой религией, ни с какой сектой, ни с какой школой».
Вяземский Ю.П., От Данте Алигьери до Астрид Эрикссон. История западной литературы в вопросах и ответах, М., «Аст», 2014 г., с. 89.
Опубликованный в 1880 году, рассказ «Пышка» принёс Ги де Мопассану известность.
«Свой первый рассказ Мопассан опубликовал в 1880 году. С 1890-го перестал писать и медленно погружался в смерть, снедаемый бросившейся в мозг дурной болезнью. Все 29 томов своего академического собрания сочинений он произвёл на свет за неполные десять лет. Бодрый и энергичный, как молодой жеребчик, падкий на удовольствия отставной унтер-офицер с победительно закрученными усами, сын взбалмошной бретонки и вечно беглого отца-бабника - таков «послужной список» Мопассана к моменту начала литературной деятельности. С чего вдруг он начал писать - одному Богу известно. Литераторства от него ожидали менее всего. Соотечественники приземлили Мопассана так же быстро, как и превознесли. Его читали взахлёб, поражаясь, что можно столь увлекательно писать о лезущей в глаза повседневности, и попрекали отсутствием привычной риторики и романтики. Чувственность и натурализм некоторых вещей Мопассана одно время зачислялись в графу жесткой порнографии, хотя сейчас их можно давать читать детям.
Вплоть до 1960-х годов московских школьниц, застуканных с томиком Мопассана, под конвоем препровождали в женскую консультацию...
Там, где Эмиль Золя извергал сотни страниц, Мопассан ограничивался пятью-семью. Он упорно творил «литературу факта», сюжетную прозу без старательно придуманных перипетий; разбрасываясь и повторяясь, подпадая диктату спроса и популярности, он до конца не отрёкся от случайно выброшенного им самим лозунга «Жизнь - она такая, какая есть, и более никакая». «Аллилуйя! У меня сифилис - значит, я уже не боюсь его подцепить!» Петушиный галльский задор фразы, которой Мопассан отреагировал на смертный по тем временам приговор врачей... Он жил жадно, а умер нелепо и тяжело.
Он так и не узнал (хотя был ещё жив), что боготворимый им Лев Толстой переработал и опубликовал по-русски два его, мопассановских, текста - рассказ «Порт» и отрывок из книги «На воде». А впрочем, хорошо, что не узнал. Ведь узнать что сам Лев Толстой стибрил у тебя тексты, - значит немедленно помереть от восторга. Дважды не умирают».
Степанян В.Н., Жизнь и смерть знаменитых людей, М., «Аст»; «Зебра», 2007 г., с. 170-171.
«Сейчас слава у Мопассана уже не та, нам видно в его произведениях немало отталкивающих черт. Он был французом периода буйной реакции на романтизм, который завершился сахариновой сентиментальностью Октава Фейе (столь чтимого Мэтью Арнольдом) и буйной нечистоплотностью Жорж Санд. Натуралист Мопассан стремился к правде любой ценой, но правда, которой он достигает, часто представляется нам теперь недостаточно глубокой. Он не анализирует характеры. Не особенно интересуется побудительными мотивами. Его персонажи действуют так или иначе, а что ими движет, он не знает. «Для меня психология в романе или рассказе, объясняет он, - это показ внутренней жизни человека через его поступки».
Так-то оно так, мы все стремимся к такому показу; но ведь жест сам по себе не всегда выражает движение души. И в результате Мопассан упрощает характеры, что для повествования, может быть, и удобно, но как-то не до конца убеждает. Хочется возразить автору, что человек этим ещё не исчерпывается.
Опять же Мопассаном владела навязчивая идея, которую разделяли в ту пору многие его соотечественники, что долг мужчины перед самим собой - заваливаться в постель с каждой встречной женщиной моложе сорока лет.
Его персонажи удовлетворяют свои плотские потребности просто ради самоуважения, подобно тем людям, которые без аппетита едят чёрную икру, лишь потому что она дорого стоит. Наверно, единственная искренняя человеческая страсть его персонажей - это жадность. Её он понимает досконально, она ему отвратительна, но в глубине души и близка. Он сам немного вульгарен.
Но при всём том было бы глупо отрицать его писательские достоинства. Автор вправе требовать, чтобы его оценивали по лучшим работам. Совершенных писателей нет. Их надо принимать вместе с их слабостями, которые часто являются продолжением достоинств. И спасибо потомству, что оно именно так и делает - пользуется тем, что есть в писателе хорошего, и прощает дурное. Дело доходит до того, что многозначительный смысл приписывается даже очевидным промахам - к вящему недоумению добросовестных читателей. Так критики (чьими устами глаголет потомство) изыскивают тонкие резоны для объяснения тех черт в пьесах Шекспира, которые, как скажет всякий драматург, представляют собой просто-напросто результат торопливости, невнимания или натяжки.
Рассказы Мопассана превосходны. Лежащие в их основе анекдоты занимательны сами по себе, их всегда можно с успехом рассказать гостям за обеденным столом, а это, на мой взгляд, воистину большое достоинство. Как бы вы ни мялись, подбирая слова, как бы неумело ни вели повествование, всё равно сюжеты «Пышки», «Наследства» или «Ожерелья» неизбежно вызовут интерес слушателей. У этих рассказов есть начало, середина и конец, они не растекаются во все стороны, теряя направление, а движутся целеустремленно от экспозиции к развязке по крутой, четкой дуге. Может быть, они лишены особой духовной глубины. Но Мопассан к этому и не стремился. Он считал себя человеком простым.
Он, как никто из писателей, был далёк от мира изящной словесности и в философы тоже не лез - и правильно делал, поскольку там, где он пускается в рассуждения, выходит одна банальность. Но в своих границах он достоин восхищения. У него удивительный талант создавать живых людей. В его распоряжении тесное пространство в несколько страниц, и на этих страницах он размещает с полдюжины персонажей, так ясно увиденных и так выпукло описанных, что читатель узнает о них всё необходимое. Они ясно очерчены, наглядно отличаются друг от друга - они живут».
Сомерсет Моэм, Подводя итоги, М., «Высшая школа», 1991 г., с. 221-222.
«К сожалению, расклад карт не всегда удачен, а шутливая судьба иногда возвращает даму пик - и яд уже внутри вас. К чему тогда отчаиваться? Лучше сохранить самообладание и говорить обо всем этом с насмешкой: «У меня сифилис! Наконец-то! Настоящий! - писал Мопассан одному из своих друзей. - Не презренная гонорея, не буржуазные «петушиные гребешки», а великий сифилис, от которого умер Франсуа I. И я этим горд, черт возьми! И я презираю всех буржуа. Аллилуйя, у меня сифилис, и теперь я больше не боюсь его подцепить».
Болезнь, которую ему подарила одна из «лягушек» с Сены, уже разрушала его нервную систему, словно мощными ударами топора.
В ночь с 1 на 2 января 1892 года Мопассан трижды пытался покончить с собой. 7 января он был помещён в клинику доктора Бланша. 6 июля 1893 года, то есть восемнадцать месяцев спустя, он умер от сифилиса, предварительно впав в безумие».
Орион В., Любовные утехи богемы, Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999 г., с. 136-137.
«Судя по тому, что я прочёл, я убедился, что Мопассан обладал талантом, т. е. даром внимания, открывающим ему в предметах и явлениях жизни те свойства их, которые не видны другим людям; обладал тоже прекрасной формой, т. е. выражал ясно, просто и красиво то, что хотел сказать; обладал и тем условием достоинства художественного произведения, без которого художественное произведение не производит действия, - искренностью, т. е. не притворялся, что любит или ненавидит, а точно любил и ненавидел то, что описывал.
Но, к сожалению, будучи лишён первого, едва ли не главного, условия достоинства художественного произведения, правильного, нравственного, отношения к тому, что он изображал, т. е. знания различия между добром и злом, он любил и изображал то, чего не надо было любить и изображать, и не любил и не изображал того, что надо было любить и изображать.
Так, в этом томике автор описывал с большой подробностью и любовью то, как женщины соблазняют мужчин и мужчины женщин, даже какие-то трудно понимаемые пакости, которые изображены в «La femme de Paul» («Подруга Поля» - Прим. И.Л. Викентьева), и не только с равнодушием, но с презрением, как животных, описывал рабочий деревенский народ».
Толстой Л.Н. , Предисловие к сочинениям Гюи де Мопассана / Полное собрание сочинений. Юбилейнаое издание, М., «Государственное издание политической литературы», Том 30, 1928-1955 годы, с. 4.
