Россия (СССР)
Русский художник.
«… интерес к рисованию и любовь к животным маленький Серов перенял у своего отца. Александр Николаевич рисовал всю жизнь и, по мнению его сына, вполне профессионально. Его сын стал рисовать с самого раннего возраста; иначе и быть не могло: рисование как занятие в семье Серовых было естественным и обычным. Кроме того, мальчика окружали художники. Николай Николаевич Ге, держа его на коленях, рисовал ему лошадок, которых он любил уже с тех пор. Мальчик и сам постоянно рисовал их со многими ногами; потом, после одного из посещений мастерской М.М. Антокольского, он ограничил количество ног до четырёх. В мастерской он встретил воспитанника Антокольского - будущего скульптора И.Я. Гинцбурга, c которым много лет спустя, 9 января 1905 года, будет смотреть расправу казаков с безоружным народом. Гинцбург слепил несколько фигурок животных, чем восхитил мальчика. После этой встречи Серов не только рисовал, но и лепил своих лошадок. Такое окружение не могло не повлиять на ребёнка, оказавшегося наделённым чрезвычайной силой и глубиной восприятия».
Чугунов Г.И., Валентин Серов в Петербурге, Л., «Лениздат», 1990 г., с. 14-15.
После смерти отца, в юности много путешествовал с матерью по России и Европе, где занимался у различных художников. Неоднократно жил и работал в Абрамцево – усадьбе московского купца и мецената С.И. Мамонтова…
В Париже, благодаря успешному стечению обстоятельств, юный Валентин Серов посещал: «Музеи, мастерские художников, которые можно свободно посещать, галереи - всё это сильно подвинуло развитие мальчика. Он в десять лет сравнительно свободно разбирается в произведениях подлинного искусства. «Илья Ефимович утверждал, - записала Валентина Семёновна (Мать художника - Прим. И.Л. Викентьева), - что можно было безошибочно довериться его вкусу - необычайный прирождённый инстинкт сплёлся с большим запасом знаний, приобретённых благодаря знакомству с лучшими оригиналами образцовых галерей, - отсюда феноменальное для его возраста понимание, или, скорее, угадывание, истинного художества». Репин, которому сначала, возможно, было неприятно вторжение Серовых, очень скоро рассмотрел своего ученика, оценил его талант, его славный характер и искренне, на всю жизнь, полюбил. Больше всего подкупала необычайная работоспособность мальчика, его целеустремленность. «... Валентин не пропускал ни одного дня занятий в моей мастерской, - вспоминал Илья Ефимович. - Он с таким самозабвением впивался в свою работу, что я заставлял его иногда оставить её и освежиться на балконе перед моим большим окном».
Смирнова-Ракитина В.А., Валентин Серов, М., «Молодая гвардия», 1961 г., с. 59-60.
«Илья Ефимович Репин, будучи другом Александра Николаевича Серова, принял деятельное участие в судьбе его сына. Он не только обнаружил в мальчике незаурядные художественные способности, но и стал, в сущности, первым его учителем (если не считать немецкого художника К. Кёппинга, который весной 1874 года часто брал молодого Серова с собой на этюды). С осени 1874 года в Париже, куда приехала Валентина Семёновна с сыном, Репин регулярно давал своему питомцу уроки рисования, которые продолжались до лета следующего года. Такие систематические занятия возобновились лишь осенью 1878 года, когда Репин обосновался в Москве. Через полгода Серов поселился у своего учителя, постоянно общаясь с ним и вместе путешествуя. 1880 год стал для Серова знаменательным: летом Репин взял его с собою в поездку по югу России. Они побывали и на Днепре, где живописец собирал материалы для своей знаменитой картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Вместе с Репиным постоянно рисовал и Серов. Непрекращающаяся работа стала постепенно приобретать характер привычки, ещё не осознаваемой, но уже принятой нормой поведения, нормой жизни художника. Вернувшись, четырнадцатилетний Серов постоянно и серьёзно работал в мастерской своего учителя».
Чугунов Г.И., Валентин Серов в Петербурге, Л., «Лениздат», 1990 г., с. 17.
В.А. Серов изобрёл даже специальную технику отбора наиболее существенного в рисунке. Его биограф пишет: «Серов заказал альбом из прозрачной бумаги и начинал рисовать с последней страницы, рисунок делал чрезвычайно быстро, иногда за одну-две минуты, потом накрывал его предыдущим листом и на нем прорисовывал, опуская ненужные подробности, а первый рисунок вырывал из альбома и сминал. И так до тех пор, пока рисунок не становился предельно лаконичным и выразительным».
Коровин К.А., Константин Коровин вспоминает, М., «Изобразительное искусство», 1971 г., с. 340.
С 1894 года – В.А. Серов член Товарищества передвижных художественных выставок. Часто писал портреты музыкантов, художников, артистов, писателей…
В 1905 году в Санкт-Петербурге В.А. Серов стал очевидцем расстрела рабочих на 5-й линии Васильевского острова и это потрясло его... «Он слышал выстрелы, видел убитых. С тех пор его характер резко изменился - он стал угрюм, резок, вспыльчив и нетерпим: особенно удивляли всех его крайние политические убеждения», - писал о нём И.Е. Репин. В знак протеста художник вышел из состава действительных членов Академии художеств…
«Серов. Напрасно думать, что живопись одному даётся просто, без труда, а другому трудна. Вся суть в тайне дара, в характере и трудоспособности. Но на что обращает внимание сам автор - этому нельзя выучиться. - Сальери изучил и фугу и гармонию, а гуляка Моцарт и не говорил о том, что он постиг гармонию и всю теорию музыки, и притом имел ещё одну небольшую вещь - гениальность! Посмотрите рисунки Врубеля в академии, и Вы увидите, как серьёзно и как строго относился Врубель к рисунку. Его набросок портрета Брюсова говорит, каков это был рисовальщик. Чтобы рисовать так, нужно, ах, как много, серьёзно поработать. Нельзя думать, что талант сел за рояль в первый раз и сыграл симфонию - этого не бывает... […] Мне много пришлось видеть учеников - и их самая большая ошибка была в том, что они все говорили - «потом» - они все отдаляли трудность задачи, как бы закрывали глаза и волю на то, что именно надо было тут же атаковать - взять, победить. Муза живописи скучает и изменяет художнику тотчас же, если он будет работать так себе, не в полном увлечении и радости, с ленивой прохладцей будто бы серьёзностью, а, главное, без любви и своему делу. В начале всего же есть прежде всего любовь, призванье, вера в дело, необходимое безысходное влечение, жить нельзя, чтоб не сделать - достижение - надо знать, что никогда не достигнешь всего, что хочешь. Художники-мученики своего дела никогда не довольны собой. - Я заметил, что довольные ученики всегда манерны - нашёл пошиб, и на нём успокоился. Протестанты и спорщики всегда были талантливей послушных и влюблённых в какого-либо художника. Живописец всегда в себе самом с врагами самого себя. Художник в нём заставляет себя же вызвать волю к деятельности. - Мне нравилось, когда Серов ругал себя «лошадью» и бил себя по голове, что не может взять цвета: «ах, я лошадь», - говорил он».
Коровин А.К., Воспоминания о художниках – товарищах и сверстниках, цитируется по Мастера искусства об искусстве в 7-ми томах, Том 7, М., «Искусство», 1970 г., с. 248.
В юности Валентин Серов учился у И. Е. Репина, а позже - вместе в М.А. Врубелем - у П. П. Чистякова.
«В становлении Серова-художника заметную роль сыграл Врубель. Серов признавался Грабарю, что некоторое время находился под влиянием своего старшего коллеги. Это началось в 1882 году, когда Врубель поступил в частную мастерскую Чистякова (почему Павел Петрович не пригласил его раньше, несмотря на превосходные рисунки своего необычного ученика?), и продолжалось в период совместной работы в василеостровской мастерской с осени 1883 по весну 1884 года. Влияние Врубеля неудивительно. Едва ли в те годы были художники, с которыми мог бы общаться Серов, настолько образованные, превосходно знавшие литературу, театр и так тонко воспитанные, как Врубель. Его необыкновенная художественная одарённость и стремление к иным мирам, далёким от бытовой жизни, произвели впечатление на Серова. Уже тогда формирующаяся склонность Врубеля понимать художественный процесс как некую самостоятельность, наслаждение этим процессом сильно задели Серова. И хотя это осознание искусства практически почти не отразилось в работе, оно сыграло очень важную роль в духовном воспитания Серова. Оно позволило ему понять, что искусство не только программно, но и самоценно - и в том его величие. После бесконечных разговоров об искусстве Антокольского и Репина, относившихся к своей деятельности как к важной ипостаси общественной жизни (так принято было в среде передвижников), возможность иного отношения к искусству, тем более такого, при котором оно воспринималось независимым от чего-либо, импонировала Серову чрезвычайно. Это было близко и его характеру, не выносившему даже намёка на какое-либо давление. При первой же попытке кого-либо подействовать на его волю он немедленно порывал деловые отношения с этим человеком, а иногда и вообще всякие отношения».
Чугунов Г.И., Валентин Серов в Петербурге, Л., «Лениздат», 1990 г., с. 34-35.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
