Искусство- и литературоведение
Искусствоведение и литературоведение
Символы и метафоры творческой деятельности…Виртуальные персонажи, традиционные символы и метафоры творческой деятельности…
X
«Измельчение героев» в искусстве к началу XX века по оценке Е.М. Мелетинского
«В мифах Древней Греции герои, по определению, потомки богов, а в индийских мифах и эпопеях - их аватары.
В египетском мифе Гор - победитель Сета - рождается чудесным образом от мертвого Осириса и его сестры Изиды. […]
Таким образом, сохраняя ядро архетипического образа героя, рыцарский роман не только «цивилизует» его, но также открывает в эпическом герое «внутреннее содержание» и в какой-то мере «частного» человека с его индивидуальными страстями, вносящими социальный хаос (заметим, что никакая «неистовость» богатыря не вносила социального хаоса в силу совпадения личных и общественных импульсов). Гармонизация в рыцарском романе осуществляется за счёт некоторых куртуазных, суфийских, буддийских концепций.
Сравнивая героический эпос и рыцарский роман, мы видим, как прогрессирует персонализация в образе героя. В ходе дальнейшего развития литературы в представлении героического характера черты эпически-богатырские и романически-рыцарские в значительной мере сближаются между собой, чему соответствует и широкое экспериментирование с жанровыми разновидностями эпоса и романа в эпоху Возрождения на Западе, включающее различные сочетания идеализации и иронии (у Пульчи, Боярдо, Ариосто, Тассо, Рабле и др.).
Своеобразная ревизия архетипа героя происходит в литературе позднего Возрождения. В шекспировском «Гамлете» строго героическому идеалу как бы соответствует только отец Гамлета, появляющийся в трагедии в виде тени и в прямом, и в переносном смысле. В образах Фортинбраса и особенно Лаэрта (выполняющего родовую месть) этот архетип сильно снижен, а в самом Гамлете осложнен и преодолен рефлексией, обнаружившей бессмысленность «эпической» активности в условиях всеобщего нравственного упадка, своекорыстных интриг и т. п. В «Макбете» почти идеальный эпический герой становится демоническим злодеем.
У Сервантеса в «Дон Кихоте», наоборот, истинный благородный рыцарь превращается в печально-комическую фигуру на фоне восторжествовавшей жизненной прозы. Можно сказать, что в «Дон Кихоте» на «входе» - героический архетип в рыцарском варианте, а на «выходе» - благородный чудак, не понимающий жестоких законов реальной жизни. От Дон Кихота пошёл тип чудака в английском романе XVIII-XIX веков у Филдинга, Смоллетта, Голдсмита, Стерна, Диккенса (в генезисе английского эксцентрического героя участвовал и Бен Джонсон как автор пьесы «Каждый в своем юморе»).
На поверхностном уровне архетипические черты героя дольше сохраняются в приключенческой литературе.
В литературе Нового времени герой, как правило, так или иначе противостоит окружающей действительности; одновременно углубляются попытки заглянуть вовнутрь, в душу героя.
В рамках сентиментализма и романтизма возникают герои, находящиеся в конфликте с окружающей средой или обществом вообще, чувствительные или бесчувственные, склонные к тоске, меланхолической резиньяции или, наоборот, к демоническому бунтарству вплоть до богоборчества. Сравним, с одной стороны, гётевского Вертера, констановского Адольфа, сенанкуровского Обермана, а с другой - «итальянца» Анны Радклиф, гофмановского Медарда из «Эликсира дьявола», «Мельмота-скитальца» Мэтьюрина, байроновских Корсара, Лару, Каина, Гяура. Естественно вспомнить и русских «лишних» людей, начиная с Онегина и Печорина.
Элементы демонизма в герое, выражающем «мировую скорбь», «болезнь века», непосредственно связаны с невозможностью эпической реализации (реалистически и рационально это продемонстрировано в «Красном и чёрном» Стендаля и отчасти в «Герое нашего времени» Лермонтова). Поэтому «неистовый» характер байронических героев одновременно повторяет и отрицает эпический архетип героя.
Измельчание героики и героя под воздействием окружающей среды широко освещается в реалистической литературе XIX века, например у Бальзака и Флобера. Развенчание героики, сохранившей некоторые архетипические черты, даётся Достоевским в образе Ставрогина в «Бесах» (в плане интерпретации характера) и в образе Раскольникова в «Преступлении и наказании» (в плане теоретическом). В качестве истинного героя у Достоевского выступает благородный чудак с чертами юродивого («Идиот»).
Полная дегероизация, тенденция к изображению обезличенного героя - жертвы отчуждения, отчасти за счет полуиронического его сближения с многочисленными мифологическими архетипами, превратившимися в легкосменяемые маски, осуществляется в модернистской литературе XX века.
Героический архетип очень рано подвергается трансформации в драме, в той или иной мере трактующей мифологические, легендарные, эпические сюжеты. В драме, с одной стороны, осложняется личность героя и даже намечаются внутренние коллизии, а с другой - отчетливо выступают внеличные силы в их противостоянии личности, что и создает почву для трагизма. В греческих мифах герои на каждом шагу сталкивались с волей богов, но эта воля была разнонаправлена, боги прежде всего соперничали друг с другом, помогая своим и вредя чужим любимцам. Таким образом, боги во многих случаях как бы олицетворяли силы самих героев. Поэтому, хотя предсказания оракулов и проклятия богов часто (но не всегда, из-за сопротивления других богов) осуществлялись, героические мифы не были проникнуты фатализмом».
Мелетинский Е.М., О происхождении литературно-мифологических сюжетных архетипов, в Сб. Литературные архетипы и универсалии / Под ред. Е.М. Метелинского, М., Изд-во РГГУ, с. 96 и 106-107.