«Многие писатели, работавшие ради хлеба насущного, ради денег или ради известности, страдали иногда в большей или меньшей степени «недугом учёных», morbus eruditorum. Он совершенно не зависит от пристрастия к наркотическим средствам, а является просто следствием умственного переутомления. Ведь чем нежнее инструмент, тем легче он расстраивается. Даже врачи, хорошо понимающие, к чему ведет переутомление мозга, иногда так же пренебрегают своим здоровьем, как люди, работающие из-за куска хлеба.
Галлер всегда предавался напряжённой умственной работе. Он жил в своей библиотеке, ел и спал, не выходя иногда оттуда по целым месяцам. Биша также сократил себе жизнь чрезмерным усердием к труду. Его силы были до такой степени подточены, что случайное падение на голову жестоко потрясло весь организм этого ученого; после того он уже не мог оправиться и умер тридцати одного года.
Физиолог д-р Тодд сократил себе жизнь необычайной преданностью науке. Привыкнув вставать в шесть часов утра, он посвящал два или три часа умственным занятиям, после чего наскоро проглатывал свой завтрак и шел навещать пациентов, на что у него уходила большая часть дня. Поздно вечером, совершенно измученный физически, он обедал, а затем садился работать над своей «Энциклопедией анатомии и физиологии» или над «Физиологической анатомией и физиологией человека», которые были напечатаны им одновременно. Конечно, никакой организм не выдержал бы такого телесного и умственного напряжения; мозг Тодда был переутомлен, тело оставалось без упражнения, а желудок обременялся пищей, которой не мог переварить. И таким образом этот блестящий, полезный деятель медицины скончался пятидесяти лет.
Умственные работники более всех других нуждаются в отдыхе, и всякая попытка возбудить ненормальную деятельность мыслительного органа приносит ему величайший вред. Несчастный Голдсмит к концу жизни совсем потерял сон и наконец «заснул непробудным сном» на сорок пятом году от рождения. Его биограф рассказывает о нем: «Сон покинул его, аппетит пропал, а при том состоянии слабости, до которого он дошёл, бессонница сама по себе может быть смертельной. В этот критический момент д-р Тертон сказал своему пациенту: «Ваш пульс в большом беспорядке, чем надо было ожидать при небольшом лихорадочном состоянии: спокойны ли вы духом? - Нет, не спокоен, - меланхолически отвечал Голдсмит; то были его последние слова».
Бессонница, как было сказано выше, есть один из видов расплаты за мозговое переутомление; её обыкновенно сопровождает угнетенное состояние духа, часто переходящее в глубокую меланхолию. Сэр Исаак Ньютон в письме к Локку сообщает, что он «не спал и часа в ночь две недели подряд, а пять дней не смыкал даже глаз». Это произошло частью по причине продолжительных занятий знаменитого учёного, частью же от горя по поводу пожара, уничтожившего его лабораторию и рукописи. Вследствие этого удара он подвергся временному помешательству, от которого, однако, поправился после нескольких месяцев отдыха.
Пинель между тем находил, что изучение точных наук предохраняет от умственного расстройства, конечно, если занятия ведутся правильно и без чрезмерных усилий. Умственное равновесие легко нарушается чрезмерными и продолжительными научными занятиями, точнее говоря, злоупотреблением способностью мышления; забывая умеренность в умственном отношении, мы действуем так же опрометчиво и вредим себе, как при телесных излишествах.
Недостаток естественного отдыха ведёт у некоторых натур к ипохондрии и меланхолии. Мысли и чувства принимают у них болезненное направление, и все окружающее как будто заволакивается перед ними густым туманом. Чосер в своём «Сне», где играет роль Бланка герцогиня Глостер, рисует себя жертвой нервной меланхолии, происходящей от обычной бессонницы, к которой примешивается боязнь смерти.
Блез Паскаль, автор «Мыслей», которого Бейль характеризует «как одного из тончайших умов всего мира», до такой степени утомил свой мозг чрезмерными занятиями, что впал в жестокую меланхолию. Ему представлялось, будто бы вокруг него зияет огненная бездна, куда он рискует упасть каждую минуту. Он умер тридцати девяти лет от органической болезни мозга, что ясно показало вскрытие.
Даже комики и юмористы мучились меланхолией. Люди, заставлявшие покатываться с хохоту театры и цирки, страдали от жестокого уныния. Юморист Гофман уверял, что зло всегда скрывается за видимым добром и что кончик чертова хвоста торчит из-под каждой вещи. Однажды к знаменитому д-ру Эбернети притащился расслабленный несчастный больной, страдавший расстройством пищеварения. Доктор осмотрел его язык, пощупал пульс и осведомился о симптомах болезни. «Вот видите ли, - сказал этот прямодушный врач, - я думаю, что у вас нет ничего особенного, но вам надо встряхнуться, быть немного веселее. Сходите-ка посмотреть этого умницу Гримальди; вот, кто заставит вас похохотать от души, и это сделает вам больше пользы, чем лекарства». - «Увы, - отвечал пациент, - я и есть Гримальди».
Мольер, драматург и юморист, был подвержен ипохондрии; ту же участь разделяли Тассо, Джонсон, Свифт, Байрон, Бетховен и другие. Немудрено, что Джонсон был меланхоличен. Он сам признавался, что не помнит дня, когда бы не страдал. Свифт с отвращением покинул дом Поупа, проведя там несколько дней в меланхолических беседах с хозяином. Тассо воображал себя окружённым огненными жалами, ему слышался какой-то небывалый шум, свист, бряцание и колокольный звон. Какие терновые венцы обвивают иногда головы властителей мысли! Бенвенуто Челлини, Кардан, Блейк, Руссо, Гёте, Сведенборг, Шелли и Наполеон подвергались странным галлюцинациям; даже Галилей подвергался приступам ипохондрии, происходившим преимущественно от бессонных ночей, которые этот учёный посвящал тем не менее астрономическим наблюдениям. «Я не могу, - говорил он, - удержать мой беспокойный мозг от работы». Однако он все-таки дожил до семидесяти восьми лет.
Наполеон придумал отличный способ избавиться от галлюцинаций. После усиленной работы он давал себе усиленный отдых. Смоллет был подвержен бессоннице и страдал расстройством пищеварения, почему и отправился за границу ради перемены воздуха и места. Он одинаково страдал телом и душой. Куда бы он ни являлся, этот человек видел везде только себя. Он ничем не был доволен, всё ему казалось неинтересным. Он не находил красоты в Венере Медицейской во Флоренции, тогда как римский Пантеон напоминал ему только «обширное место петушиного боя, открытое сверху». Он вернулся в Англию и издал описание своих путевых впечатлений.
Появление в свет этой книги навлекло на него сарказмы Стерна в «Сентиментальном путешествии». «Ученый Смельфунг, - рассказывал тот, - путешествовал из Булони в Париж, из Парижа в Рим, и так далее, но он повез с собой сплин и желтуху, вследствие чего каждый предмет, попадавшийся ему на глаза, обесцвечивался и искажался. Он воображал, что описывает виденные им достопримечательности, на самом же деле у него получалось описание собственных жалких ощущений... с него сдирали кожу живьём, на него напускали порчу, его терзали хуже, чем Святого Варфоломея, в каждом городе, где он останавливался. «Я поведаю это миру, - сказал Смельфунг. - Поведайте лучше это вашему доктору, - возразил я».
Самуэль Смайлс, Сочинения в 2-х томах. Жизнь и труд, или Характеристики великих людей, Том 2, М., «Терра», 1997 г., с. 236-239.