Оценка значения творчества А.С. Пушкина по Астольфу де Кюстину
«На днях я прогуливался по Невскому проспекту в обществе одного петербуржца, француза по происхождению, человека очень неглупого и хорошо изучившего петербургское общество. Беседа наша касалась различных сторон русского быта, причём мой спутник упрекал меня за слишком лестное мнение о России. […]
- Однако вам известно, что Пушкин был величайшим русским поэтом!
- Об этом мы не можем судить.
- Но мы можем судить о его славе.
- Восхваляют его стиль, - сказал я. - Однако эта заслуга не столь велика для писателя, родившегося среди некультурного народа, но в эпоху утончённой цивилизации. Ибо он может заимствовать чувства и мысли соседних народов и всё-таки казаться оригинальным своим соотечественникам. Язык весь в его распоряжении, потому что язык этот совсем новый. Для того чтобы составить эпоху в жизни невежественного народа, окружённого народами просвещёнными, ему достаточно переводить, не тратя умственных усилий. Подражатель прослывет созидателем.
- Заслуженно или нет - это другой вопрос, - возразил мой собеседник, - но Пушкин завоевал громкую славу. Человек он был ещё молодой и чрезвычайно вспыльчивый. Жена его, редко красивая женщина, внушала Пушкину больше страсти, нежели доверия. Одарённый душой поэта и африканским характером, он был ревнив. И вот, доведённый до бешенства стечением обстоятельств и лживыми доносами, сотканными с коварством, напоминающим сюжеты трагедий Шекспира, несчастный русский Отелло теряет всякое самообладание и требует сатисфакции у француза, господина Дантеса, которого считает своим обидчиком.
Дуэль в России - дело страшное. Её не только запрещает закон, но и осуждает общественное мнение. Дантес сделал всё возможное, чтобы избежать огласки. Преследуемый по пятам потерявшим голову поэтом, он с достоинством отказывается от поединка. Но продолжает оказывать знаки внимания жене Пушкина и, наконец, женится на её сестре. Пушкин близок к сумасшествию. Неизбежное присутствие человека, смерти которого он жаждет, представляется ему сплошным оскорблением. Он идёт на всё, чтобы изгнать Дантеса из своего дома. Дело доходит до того, что дуэль становится неизбежной. Они встречаются у барьера, и Дантес поражает Пушкина. Тот, кого осуждает общественное мнение, вышел победителем, а оскорблённый супруг, народный поэт, невинная жертва - погиб.
Смерть эта вызвала большое волнение. Вся Россия облачилась в траур. Пушкин, творец дивных од, гордость страны, поэт, воскресивший славянскую поэзию, первый русский поэт, чье имя завоевало внимание даже Европы, короче, слава настоящего и надежда будущего - всё погибло! Идол разбит под сенью собственного храма, герой в расцвете сил пал от руки француза. Какая ненависть поднялась, какие страсти разгорелись! Вся империя взволнована. Всеобщий траур свидетельствует о славе страны, которая может сказать Европе: «Я имела своего поэта, и я имею честь его оплакивать».
Император, лучше всех знающий русских и прекрасно понимающий искусство лести, спешит присоединиться к общей скорби. Сочувствие монарха столь льстит русскому духу, что пробуждает патриотизм в сердце одного юноши, одарённого большим талантом. (Речь идёт о М.Ю. Лермонтове, при этом Астольф де Кюстин допускает ряд фактических ошибок… – Прим. И.Л. Викентьева). Сей слишком доверчивый поэт проникается восторгом к августейшему покровительству, оказанному первому среди поэтов, и, вдохновенный наивной благодарностью, осмеливается написать оду... - заметьте, какая смелость, - патриотическую оду, выразив признательность монарху, ставшему покровителем искусств. Кончается эта ода восхвалением угасшего поэта. Вот и всё! Я читал эти стихи - они вполне невинны. Быть может, даже юноша мечтал о том, что сын императора со временем вознаградит второго русского поэта, подобно тому как сам император чтит память первого. О, безрассудный смельчак! Он и в самом деле получил награду: секретный приказ отправиться для развития своего поэтического таланта на Кавказ, являющийся исправленным изданием давным-давно известной Сибири. Проведя там два года, он вернулся больной, павший духом и с воображением, радикально излечившимся от химерических бредней. Будем надеяться, что и тело его излечится от кавказской лихорадки. Ну что же, и после этого вы будете верить официальным речам императора?
Мне оставалось только молчать. Вчера я перечёл несколько переводов из Пушкина. Они подтвердили мое мнение о нём, составившееся после первого знакомства с его музой. Он заимствовал свои краски у новой европейской школы. Поэтому я не могу назвать его национальным русским поэтом».
Астольф де Кюстин, Николаевская Россия, М., «Терра»; «Книжная лавка-РТР», 1997 г., с. 147-148.
