Различные высказывания, мнения о творчестве и творческих личностях…
X
Различные высказывания, мнения о творчестве и творческих личностях…
X
«Наиболее гениальные эпохи не знали «гения».
Новая эпоха сделала из этого понятия род фетиша. По распространённости и эмфазе (нарочитому выделению - Прим. И.Л. Викентьева) этого словоупотребления можно судить о живучести древнего инстинкта человекообожествления. Ибо генеалогия нашего «гения» приводит к «genius Augusti» и к античной «heroworship». Староитальянский эпитет «divino» при именах великих художников и поэтов посредствовал между языческим обоготворением человека и нашим обоготворением интеллекта, сохраняя в себе отголосок идеи пифизма («numine afflatur»), как признака, определяющего «божественность» прославленного дарования.
С такою же эмфазой употребляем мы слово «творчество» - там, где наиболее творческие эпохи усматривали только искусство и мастерство. Отвыкнув от занятий «вещами божественными», мы нашу освободившуюся мистическую энергию бессознательно переносим на восприятие ближайших к нам и наиболее ощутимых явлений духа.
Но, если прав Мефистофель, замечая, что, там, где есть недочёт в понятии, нас выручает, становясь на его место, услужливое слово («denn eben, wo Begriffe fehien, da stellt das Wort zur rechten Zeit sich ein»), - нельзя всё же забывать и того, что слово само по себе уже энергия. Не филологическому ли недоразумению обязаны мы обретением слова и понятия «метафизика»? - или истолкованием «религии» в смысле «связи»?... Итак, мы поверили в гения, - мы посмели дать ему имя: быть может, мы кончим тем, что поймём его тайну.
Не есть ли гений, прежде всего, - ясновидение возможного? И не кажется ли наиболее гениальным тот, кто наиболее у себя дома в мире возможностей? Кант и Шопенгауер различили характер эмпирический от характера умопостигаемого. Отношение между ними должно соответствовать отношению нашего эмпирического мира к миру возможного. Этот сосуществует с тем, но им не исчерпывается. Выделяемому им семени подобно «гениальное».
Оттого историческая действительность никогда не выразит своей эпохи полнее и вернее, чем гениальные творения духа, в ней возникшие, - именно потому, что они говорят иное и большее, нежели действительность. Поистине, они говорят бессмертную, вечно живую и нам соприсущую действительность своей эпохи, - тогда как произведения только талантливые лишь умножают наше познание однажды исторически осуществившегося и потому переставшего существовать. Ибо талантливое производно и многочастно, а гениальное изначально и в себе едино, как некое духовное семя и духовная монада.
Действительность - несовершенное зеркало иной действительности, события которой сделались бы событиями и в нашей сфере, если бы часть их не отвращалась силами, чью совокупность и чье взаимодействие мы называем Необходимостью. В этом смысле можно сказать, что действительность - кристаллизация возможного. Осаждаясь как бы в некоей влаге, объемлющей мироздание, оно реет образами прозреваемых гением миров. Реяние и нисхождение, прежде образовавшее осуществившиеся формы, составляет мифическую летопись мира и человека, более истинную, чем история. Оттого, как говорит Аристотель, «ближе к философии поэзия, чем история»
Человек неустанно вопрошает Истину, чтобы неустанно отвечать за неё. Гениальность мысли - не ручательство за её истинность. Гениальный ум носит в себе цельный образ мира, в котором всё так же стройно-последовательно, так же взаимно обусловлено, как в мире действительном. Дело гения - созерцать этот свой мир и постигать его законы, как дело характера (он же - наша способность самоопределения) - сознавать своё я и следовать его закону. Цельность и свобода в необходимости - общие признаки гения и характера. Итак, гениальная мысль всегда внутренне необходима и закономерна; но не всегда эта закономерность совпадает с необходимостью действительности, - и, если совпадает, это ещё не доказательство ни преимущественной гениальности, ни меньшей творческой свободы ее творца.
Гений - глаз, обращённый к иной, невидимой людям действительности, и, как таковой, проводник и носитель солнечной силы в человеке, ипостась солнечности. Солнце поднимает растение сверху, влага растит его снизу: таково отношение гения и таланта к творчеству. Есть художники, в которых гений преобладает над талантом; мыслимо и бесплодие гения. Ибо не гений плодоносен в художнике, а талант; гений - огонь, а огонь бесплоден.
Влажная теплота рождает жизнь: для истинного творчества необходимы вместе влажный и теплый элемент таланта и огневой элемент гения. Сухие и горячие души суть лучшие души по Гераклиту.
Мужская природа гения часто роднит его с темпераментом холерическим, неблагоприятным для таланта. Впрочем, сильный ум требует self-government и имеет свой, независимый от личности, темперамент. Так, Пушкин соединял холерический ум с сангвиническим нравом; а в Байроне холерическая воля сочеталась с меланхолическим умом.
Гений - демоническая сила в личности, хранительная и роковая вместе. Он ведет одержимого, как лунатика, краем обрывов, и он же толкает его в пропасть; и, движимый им, нередко обращается человек против себя самого. Гениальные люди едва ли когда переживают свой гений, - разве в безумии: их существование слишком обусловлено таинственною силой, в них живущей. Но гений перед концом иногда тускнет и меркнет, - словно кристальная прозрачность глаза начинает мутиться.
Нередко гаснущий гений вспыхивает на мгновение огромным пожаром, исполняя его носителя уже бесплодным восторгом непомерных титанических замыслов. В Наполеоне демон пережил гения».
Иванов В.И., О гении / Собрание сочинений в 4 томах, Том 3, Брюссель, 1979 г., с. 111-114.