Художественная критика
Художественная критика
Изображение из себя творческой личностиИзображение из себя творческой личности
X
Анализ поэзии Игоря Северянина по К.И. Чуковскому [продолжение]
Конечно, он нисколько не Бах и не Вагнер, скорее всего он Массне, салоннейший из композиторов, коего благоговейно воспевает. Один критик даже рассердился: можно ли воспевать такого сноба, - но кого же и воспевать поэту-снобу! Он верен себе во всём. Давайте решим на минуту, что снобизм, пшютизм, как и все остальное, имеют право излиться в искусстве и что от художника нам нужно одно: пусть он полнее, пышнее, рельефнее выявит пред нами свою душу, не всё ли равно какую. Мелодекламация дамски-альбомных романсов нашего галантного поэта и какие-нибудь гимны Ра, псалмы Ксочиквецали - перед лицом Аполлона равны. […]
«В женоклубе бальзаколетний картавец эстетно орозил вазы. Птенцы желторотят рощу. У зеркалозера бегают кролы. В олуненном озерзамке лесофеи каблучками молоточат паркет». На таком языке изъясняются между собой футуристы. Эгофутуристы, петербургские. Здесь они, действительно, новаторы. «Осупружиться», «скалониться», «офрачиться», «онездешиться», «поверхпоскользие», «дерзобезумие» - таких слов еще не слыхало русское ухо. Многие даже испугались, когда Игорь Северянин написал:
Я повсеградно оэкранен, Я повсесердно утверждён.
Лишь один не испугался - Юра Б. Он и сам такой же футурист. Озерзамками его не удивишь. «Отскорлупай мне яйцо», - просит он. «Лошадь меня лошаднула». «Козлик рогается». «Елка обсвечкана». И если вы его спросите, что же такое крол, он ответит: крол - это кролик, но не маленький, а большой. Этому эгофутуристу в минувшем июле исполнилось уже четыре года, и я уверен, что для Игоря Северянина он незаменимый собеседник. Пусть только поэт поторопится, пока Юре не исполнилось пять; тогда в нем словотворчество иссякнет. Это не укор Северянину, а большая ему похвала.
Хочется нам или нет, такие слова неизбежно нагрянут, ворвутся в нашу закосневшую речь. Нам, в сутолоке городов, будет некогда изъясняться длительно-многоречиво, тратить десятки слов, где нужны только два или три. Слова сожмутся, сократятся, сгустятся. Это будут слова-молнии, слова-экспрессы. Кто знает, что сделала Америка с английской речью за последние два десятилетия, тот поймёт, о чём я говорю: что янки расскажет в минуту, по-русски нужно рассказывать втрое дольше. Трата словесной энергии страшная, а нам необходима экономия: «некогда» - это нынче всесветный девиз; он-то и преобразит наш неторопливый язык в быструю, «телеграфную» речь. Тогда-то такие слова, как окалошиться, осупружиться, экстазить, миражитъ, станут полноправны и ценны. Здесь именно дело в стремительности: хочется, например, побыстрее сказать, что некто, обливаясь слезами, подобно грешнице Марии Магдалине, кается и молит о прощении, - и вот единственное герценовское слово: магдалинится. У Северянина мне, например, понравилось его прехлёсткое слово бездарь. Оно такое бьющее, звучит как затрещина и куда энергичнее вялого речения без-дар-ность:
Вокруг - талантливые трусы и обнаглевшая бездарь...
Право, нужно было вдохновение, чтобы создать это слово: оно сразу окрылило всю строфу. Оно не склеенное, не мертворождённое: оно все насыщено эмоцией, в нём бьется живая кровь. И даже странно, как это мы до сих пор могли без него обойтись».
Чуковский К.И., Из книги «Футуристы», в Сб.: Критика начала XX века / Сост. Е.В. Иванова, М., «Олимп»; «Аст», 2002 г., с. 380-396.
