Деградация групп, прослоек, тусовок
НЕпонимание / НЕуважение новогоНЕпонимание / НЕуважение новых результатов ТЛ
Художественная прозаЛитературные произведения о творческих возможностях человека
X
Деградация групп, прослоек, тусовок
НЕпонимание / НЕуважение новогоНЕпонимание / НЕуважение новых результатов ТЛ
Художественная прозаЛитературные произведения о творческих возможностях человека
X
«В ожидании, когда явится возможность составить собственное мнение о современной французской музыке, Кристоф попробовал обратиться за помощью к музыкальной критике.
Разобраться в ней было нелегко - это был сумбур, все говорили разом. Различные музыкальные листки не только резко противоречили друг другу, но и в каждом из них одна статья противоречила другой. Если бы читать всё подряд, голова пошла бы кругом. К счастью, авторы читали только свои собственные статьи, публика же вовсе их не читала.
Но Кристоф, желавший составить себе точное представление о французской музыке, старался ничего не пропускать и невольно дивился неунывающему спокойствию французов, плававших в противоречиях, как рыба в воде.
В этой неразберихе больше всего его поражал менторский тон критиков. Кто это выдумал, будто французы милые, ни во что не верящие фантазёры? Те, с которыми знакомился Кристоф, были навьючены музыкальными истинами - даже когда ничего не знали - несравненно больше, чем все зарейнские критики, вместе взятые.
В то время французские музыкальные критики решили поучиться музыке. Некоторые из них даже знали её; то были оригиналы, взявшие на себя труд поразмыслить над своим искусством, и поразмыслить самостоятельно. Понятно, что, замкнувшись в своих журнальчиках, они не пользовались большой известностью; за одним или двумя исключениями газеты для них были закрыты. То были прекрасные, умные, интересные люди, но одиночество приучило их к парадоксам, выработало привычку разговаривать с собой вслух - отсюда болтливость и нетерпимость к суждениям ближнего. Другие наспех изучали начатки гармонии и сами восхищались своей новоиспечённой учёностью. Наподобие господина Журдена (Журден - персонаж комедии Мольера «Мещанин во дворянстве» - Прим. И.Л. Викентьева), выучившего правила грамматики, они не могли опомниться от восторга:
«Д-а-да. Ф-а-фа. Р-а-ра... Ах, как чудесно! И до чего же чудесная вещь наука!..»
Они только и говорили, что о теме и контртеме, гармонических результирующих тонах, сцеплении нот и последовательности мажорных терций. Перечислив ряд гармонических созвучий на протяжении одной страницы, они с гордостью вытирали вспотевший лоб: им казалось, что, объяснив произведение, они чуть ли не сами написали его. На деле же они только излагали написанное на манер гимназиста, который по учебнику делает грамматический разбор Цицерона.
Но даже лучшим из них было трудно понимать музыку, как естественный язык души, и они либо относили её к одной из ветвей пластических искусств, либо помещали на задворках науки и сводили к проблемам гармонических построений. Естественно, что столь учёные мужи должны были смотреть свысока на композиторов прошлого. Они находили ошибки у самого Бетховена, поучали Вагнера. Над Берлиозом и Глюком насмехались. Для них не существовало никого, кроме модных в то время Иоганна Себастьяна Баха и Клода Дебюсси. Впрочем, первого, провозившись с ним несколько лет, стали вдруг находить устарелым педантом и, говоря начистоту, немножко чудаковатым. Самые изысканные люди с таинственным видом превозносили Рамо и Куперена, именовавшегося Великим.
Между этими учёными мужами завязывались иногда титанические битвы. Все они были музыкантами, но не все придерживались одного толка, и потому каждый утверждал, что лишь его толк хорош, и предавал анафеме своих собратьев. Они обзывали друг друга лжелитераторами и лжеучёными и норовили сразить противника словами идеализм и материализм, символизм и веризм, субъективизм и объективизм.
Стоило ли приезжать из Германии в Париж, чтобы встретить здесь те же немецкие распри, - думал Кристоф. Они даже не догадывались, что хорошая музыка заслуживает благодарности за всё разнообразие даруемых ею наслаждений; они признавали только свою школу и, как в своё время в «Аналое» (сатирическое произведение Николя Буало, где высмеивается схоластика – Прим. И.Л. Викентьева) сторонники контрапункта и сторонники гармонии разбились на два лагеря и вели ожесточенную войну. Подобно «тупоконечникам» и «остроконечникам» Свифта, одни с пеной у рта утверждали, что ноты нужно читать горизонтально, а другие - что их нужно читать вертикально. Одни слышать ни о чем не хотели, кроме вкусных аккордов, тающих переливов, сочных гармоний, - они говорили о музыке как о кондитерской. Другие начисто отрицали, что композитор должен считаться с таким пустяком, как ухо: музыка была для них ораторской речью, заседанием парламента, на котором все ораторы говорят разом, не считаясь с соседями, пока не выскажутся до конца; пусть их не слушают - не всё ли им равно: речи их можно будет прочесть на следующий день в «Журналь офисиель» - ведь музыка существует для того, чтобы её читали, а не слушали.
Когда Кристоф впервые услыхал об этой распре между «горизонталистами» и «вертикалистами», он подумал, что все они просто сошли с ума. На требование сделать выбор между армией сторонников «последовательности» и армией сторонников «одновременности» он отвечал своим обычным девизом […] :
- Господа, я враг вам всем!
А так как его продолжали настойчиво допрашивать: «Что же важнее в музыке: гармония или контрапункт?» - он отвечал:
- Музыка. Ну-ка, где она у вас?
По поводу своей собственной музыки у них не было разногласий. Эти неустрашимые вояки неустанно тузили друг друга, за исключением тех минут, когда сообща тузили какого-нибудь, знаменитого покойника, слишком долго пользовавшегося славой, и все забывали свои распри, объединенные единой страстью - своим патриотическим музыкальным пылом. Франция была для них великой музыкальной нацией. На все голоса кричали они об упадке Германии. Кристофа это не оскорбляло. Он столько раз сам твердил это, что не мог искренно оспаривать их приговора. Но притязания французской музыки на первенство его немного удивляли; по правде сказать, в прошлом он не видел для этого достаточных оснований. Французские музыканты утверждали, однако, что искусство их было ни с чем несравнимо уже в самые отдалённые времена».
Ромен Роллан, Жан-Кристоф / Собрание сочинений в 14-ти томах, Том 4, М., «Государственное издательство художественной литературы», 1956 г., с. 319-322.