Россия (СССР)
«...оставляйте суровость всегда и будьте
в обращении с людьми как дети незлобивы».
М.Н. Ермолова
Русская драматическая актриса.
Родилась в семье автора нескольких водевилей и суфлёра Малого театра, поэтому с детства могла наблюдать за работой артистов театра и жизнью закулисья...
В 1863 году Мария Ермолова поступила в Московское Императорское театральное училище в балетный класс, где было «казённое» – бесплатное место.
«Балетных учеников выпускали в случае надобности в драматических ролях, когда по пьесе требовались «дети», а наиболее способных принимали в драму. В школе, кроме танцев, воспитанников и воспитанниц кое-чему учили. […] Мария Николаевна хорошо училась, - у неё всегда была большая жажда знания, - но по одному предмету она шла плохо, а это был в балетной школе самый важный предмет - танцы. И учитель танцев и классная дама невзлюбили серьёзную, задумчивую девочку, которая так трудно поддавалась балетной дрессировке».
Щепкина-Куперник Т.Л., Ермолова, М., «Искусство», 1972 г., с. 16.
«В истории театра всем известен рассказ о том, как Н.М. Медведева, в те времена первая артистка Малого театра, решила поставить , в свой бенефис пьесу Лессинга «Эмилия Галотти», где играла роль герцогини Орсини. Артистка, которая должна была играть Эмилию Галотти, молодая Позднякова (Г.Н. Федотова) заболела. Бенефициантке предложили выбрать из молодых актрис, но она не видала среди них подходящей на эту сильно драматическую роль. Воспитанница балетной школы Семёнова, бывавшая у неё по праздникам, рассказала ей, что у них в балете есть исключительно способная девочка, Машенька Ермолова, и что она «необыкновенно играет». Медведева, у которой другого выхода не было, решила её «попробовать». Она поехала в балетную школу, велела вызвать Ермолову - застенчивую, безнадёжно неспособную к танцам девочку, с глубоними глазами и глубоким голосом, и что-то, видно, в этих полудетских глазах заставило её «поверить». Она дала девочке роль, велела ее обдумать, выучить и прочесть ей. Через несколько дней чтение состоялось. После первого же монолога Медведева, взволнованная, со слезами на глазах, воскликнула:
- Вы будете играть Эмилию!
Художественное чутьё Медведевой правильно оценило Машеньку, и день её бенефиса был первым днём появления на сцене той, кто долгие годы был потом украшением и гордостью Малого театра. Безвестная ученица штурмом взяла Москву. Я ещё застала очевидцев этого спектакля. Подробности его известны из истории театра; все мнения сводились к одному: «что-то небывалое по силе и таланту». И при этом ей было только шестнадцать лет».
Щепкина-Куперник Т.Л., Ермолова, М., «Искусство», 1972 г., с. 17-18.
В 1871 году Мария Ермолова окончила училище и была принята в труппу Малого театра в Москве, где её опекала семья актёра М.С. Щепкина.
«Всё, что Ермолова читала, она как бы играла «про себя».
«Незаметным образом я иногда переживаю чужую жизнь, не «представляю», не «воспроизвожу», а переживаю чужую жизнь, как свою собственную», - записывала она в свой дневник».
Полева И., Ермолова, в Сб: Труд актёра: Ермолова, Шаляпин, Качалов, Щукин, Уланова / Сост. К.Л. Рудницкий М., «Советская Россия», 1957 г., с. 5.
В течение многих лет она репетировала и играла почти ежедневно…
«Чтение Ермоловой революционных стихов привело в конце концов к тому, что в один прекрасный вечер, когда настроение в зале достигло апогея под влиянием прочитанных ею вещей, в том числе - «Не плачьте над трупами павших борцов», и грозило перейти в такую же манифестацию, как после «Овечьего источника», за кулисами к Марии Николаевне подошёл полицмейстер, предложил ей руку, и вывел её боковым входом, чтобы избежать оваций молодёжи, и доставил домой в своей карете. А на другой день артистку вызвали в полицию. Муж и родственница Марии Николаевны пошли проводить её и не без волненья ожидали её. Мария Николаевна вышла... Оказалось, что ей было сделано «отеческое внушение» и предложено перед каждым концертом представлять полицмейстеру полный список стихотворений, намеченных ею к чтению. Дозволялось читать с этих пор только разрешённые полицией».
Щепкина-Куперник Т.Л., Ермолова, М., «Искусство», 1972 г., с. 41.
После Октябрьской революции Мария Николаевна Ермолова осталась в России, хотя её семья эмигрировала. Она первая в стране получила звание Народной артистки, а Московский совет предоставил ей в пожизненное владение особняк на Тверском бульваре дом 11 – сейчас там располагапется её музей.
«Её исключительная замкнутость, оберегание своего внутреннего мира от вторжения в него даже близкого человека, не говоря ужо о посторонних людях. Казалось, она всегда была так переполнена творческим вдохновением, что боялась потревожить его суетой общения с людьми и житейскими мелочами. И она большей частью молчала... О её молчании можно было бы много сказать. Это не было молчание с закрытыми глазами, отрешение от чужой жизни, уход «в себя», - нет, это было оберегание своих внутренних сил. Под ним таились пристальное отношение к чужой жизни и богатейший материал бесчисленных накоплений её ума и феноменальной памяти. Накопления эти с её младенческих лет упадали, как семена, в глубину её души и лежали там в «молчании» до той поры, пока требование изображаемого ею образа не вызывало их к жизни. Пристально присматриваясь к «молчанию» Марии Николаевны, я всегда чувствовала, что именно в нём тайна её творчества, что из этого молчания, полного впечатлений и воспоминаний, взятых благодаря обостреннейшей наблюдательности из жизни, она черпает свои постижения ролей и в основном и в деталях, что в эти минуты молчания накопленные ценности являются к услугам её таланта и вдохновения. […] Полное отрешение от самой себя. К своему таланту Мария Николаевна относилась как к незаслуженному дару, которому она отдавала и свои силы и свою личную жизнь. Чем шире развёртывался её талант, тем больше он требовал жертв, и она приносила их самоотверженно.
Крайняя взыскательность к себе: суд её над собой был строгий и пристрастный, требования к себе - беспредельны. Она убеждённо отрицала, что ею сделано что-либо для театра, и лишь «Орлеанскую деву» считала своей «единственной заслугой». Почти никогда не бывала довольна собой на сцене, а если когда-нибудь и чувствовала совершенство своего исполнения роли, то на восторженные восклицания почитателей: «Неужели Вы и сегодня недовольны собой?» - отвечала нехотя: «Нет... ничего... кажется, недурно...».
Щепкина-Куперник Т.Л., Ермолова, М., «Искусство», 1972 г., с. 120-121.
«… как свидетельница жизни и деятельности той, которая для молодой сцены является уже только прекрасным преданием, я хочу высказать некоторые положения, с которыми, думаю, согласятся все, кто когда-либо знал Марию Николаевну, работал с ней в театре и встречался в жизни.
Она всегда ставила успех дела выше личного успеха; всегда готова была отказаться от личной выгоды в пользу общей.
Она рассматривала себя только как члена родного и любимого ею коллектива любимого и родного ей Малого театра.
Она всегда радовалась чужому успеху и, наоборот, огорчалась неудачей товарищей.
Она обо многом молчала, по никогда не лгала. Была вполне искренна, когда хвалила, но если ей что-либо не нравилось, не кривила душой'п смело выражала это.
Она была благородна в поступках, словах и мыслях.
Она никогда не говорила громких слов, но заменяла их делом.
Она была чужда тени самолюбования и по отношению к себе была строгим, даже преувеличенно строгим критиком.
Она всю жизнь без остатка отдала сцене.
Она любила искусство больше самой себя».
Щепкина-Куперник Т.Л., Ермолова, М., «Искусство», 1972 г., с. 137.
«Мария Николаевна Ермолова - это целая эпоха для русского театра, а для нашего поколения - это символ женственности, красоты, силы, пафоса, искренней простоты и скромности. Её данные были исключительны. У неё была гениальная чуткость, вдохновенный темперамент, большая нервность, неисчерпаемые душевные глубины. Не будучи характерной артисткой, она в течение полувека, почти не выезжая из Москвы, чуть ли не ежедневно жила на сцене и действовала от своего лица, сама себя выражала. И, несмотря на это, в каждой роли М.Н. Ермолова давала всегда особенный духовный образ, не такой, как предыдущий, не такой, как у всех».
Станиславский К.С., Моя жизнь в искусстве, М., «Искусство», 1962 г., с. 70.