Россия (СССР)
Русский граф, поэт, драматург и беллетрист, один из авторов афоризмов Козьмы Пруткова.
Получил домашнее воспитание.
К 1826 году Алексей был привезён в Санкт-Петербург, где был избран в число товарищей для игр наследника престола… Так А.К. Толстой стал другом, а позже и флигель-адъютантом Александра II.
«Автохарактеристика: «Чтобы не портить и не губить то, что мы хотим внести в наш мир, нужны либо очень зоркий взгляд, либо совершенно полная отрешённость, от внешних влияний, великая тишина вокруг нас самих и сосредоточенное внимание, или же любовь, подобная моей, но свободная от скорби и тревог».
Ходасевич Г.В., Гений и болезнь: благодаря или вопреки?, Выпуск 1, М., «Атомосфера», 2005 г., с. 92.
В 1861 году, отказавшись от государственной карьеры, оставил службу, которой тяготился всю жизнь и поселился в своём имени под Брянском.
А. К. Толстой так писал о процессе творчества:
Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!
Вечно носились они над замлею, незримые оку...
И, созидая потом, мимолётное помни виденье!».
«В начале 70-х годов для облегчения страданий Толстому начали давать морфий: «Один врач в Париже прописал мне подкожные впрыскивания морфия, от которых боли прекратились как по волшебству. Я снова стал молод, бодр и весьма предприимчив. Я продолжаю это лечение под страхом вновь очутиться в аду». Толстой, вначале опасавшийся наркотика, вскоре уже не мог без него обходиться не только физически, но и творчески: «Я не злоупотребляю впрыскиваниями морфия и продолжаю уменьшать дозы. Но всё-таки они не только останавливают боли, но оживляют мои умственные силы, и если б они все это делали даже (но этого нет!) в ущерб моему здоровью, - к черту здоровье, лишь бы существовало искусство, потому что нет другой такой вещи, для которой стоило бы жить, кроме искусства!»
Друг Толстого Болеслав Маркевич посетил поэта осенью 1875 года, незадолго до его кончины, и был потрясён увиденным. Он писал Аксакову: «Человек живёт только с помощью морфия, и морфий в то же время подтачивает ему жизнь - вот тот заколдованный круг, из которого он уже больше выйти не может. Я присутствовал при отравлении его морфием, от которого его едва спасли, и теперь опять начинается это отравление, потому что иначе он был бы задушен астмой».
А ведь в начале этого года Толстой писал Маркевичу: «Могу с гордостью сообщить то, что уже много лет не чувствовал себя так хорошо, так бодро, так легко - всё благодаря подкожным впрыскиваниям морфия, которые я себе делаю каждый день...».
Стихотворение «Прозрачных облаков спокойное движенье...» было создано, по словам Толстого, «...совершенно бессознательно», а по написании поэт почувствовал мучительную боль, которая состояла в том, что «...непременно хотел вспомнить что-то, хотел удержать какую-то мысль», убегавшую от него. Вернуть покой удалось доктору, положившему пациенту льду на голову и горчичники на ноги. В этом стихотворении поэт говорит о себе:
Всему настал конец, прими ж его и ты,
Певец, державший стяг во имя красоты...
Он посчитал эти строки предчувствием близкой смерти и не ошибся. Самочувствие поэта стремительно ухудшалось: слуги носили его в сосновый лес, где ему дышалось легче, и в его комнатах в кадках с водой стояли свежесрубленные сосенки.
Доза морфия непрерывно увеличивалась, а 28 сентября 1875 года выросла до целого пузырька. Быть может, Толстой пытался избавиться от головной боли или же не смог больше терпеть муки и свел счеты с жизнью. Всё это лишь догадки, поскольку единственный достоверный источник - дневник поэта - не даёт ответа: последние страницы написаны почерком, не поддающимся расшифровке...»
Ходасевич Г.В., Гений и болезнь: благодаря или вопреки?, Выпуск 1, М., «Атомосфера», 2005 г., с. 98.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
