Развитие эволюционных идей
Искусство- и литературоведениеИскусствоведение и литературоведение
Язык и семиотикаОткрытия в области языкознания, лингвистики и т.п.
X
Развитие эволюционных идей
Искусство- и литературоведениеИскусствоведение и литературоведение
Язык и семиотикаОткрытия в области языкознания, лингвистики и т.п.
X
«В каждую литературную эпоху существует не одна, а несколько литературных школ. Они существуют в литературе одновременно, причем одна из них представляет её канонизированный гребень. Другие существуют не канонизированно, глухо, как существовала, например, при Пушкине державинская традиция в стихах Кюхельбекера и Грибоедова одновременно с традицией русского водевильного стиха и с рядом других традиций, как, например, чистая традиция авантюрного романа у Булгарина» (Шкловский В., Искусство как приём / Поэтика, Пг. 1919 г., с. 5-6).
Перед нами как бы происходит перенос той же идеи отношения, но на всю систему литературы в целом. Каждую новую литературную школу он сравнивает с революцией, с появлением нового класса. Это происходит, когда «младшая линия врывается на место старшей» (Шкловский В., Искусство как приём / Поэтика, Пг. 1919 г., с. 6).
Но одновременно это не полная замена одного другим. «Побеждённая «линия» не уничтожается, не перестает существовать. Она только сбивается с гребня, уходит вниз гулять под паром и снова может воскреснуть, являясь вечным претендентом на престол. Кроме того, в действительности дело осложняется тем, что новый гегемон обычно является не чистым восстановителем прежней формы, а осложнен присутствием черт других младших школ, да и чертами, унаследованными от своей предшественницы по престолу, но уже в служебной роли». (Шкловский В., Искусство как приём / Поэтика, Пг. 1919 г., с. 7).
Всё это, вероятно, говорит о единой системе литературы в целом, а не о конкурирующих системах, сменяющих друг друга. Отсюда следует принципиальная возможность описания её с помощью подобного подхода.
Но данная «формальная» линия прослеживается и на уровне содержания художественного произведения. То есть единый принцип выдерживается на разных уровнях структуры.
«Подбор материала для художественного произведения совершается тоже по формальным признакам. Выбирают величины значимые, ощутимые. Каждая эпоха имеет свой индекс запрещённых за устарелостью тем. Такой индекс накладывает, например, Толстой, запрещая писать про романтический Кавказ, про лунный свет. Здесь типично запрещение «романтических тем». У Чехова мы видим другое» (Шкловский В., Искусство как приём / Поэтика, Пг. 1919 г., с.8-9).
В, Шкловский не был бы Шкловским, если бы позволил «убить» окончательно запрещённые темы. Он просто переводит их с центральных позиций на маргинальные. «Но запрещённые темы продолжают существовать вне канонизированной литературы так, как существуют сейчас и существовал всегда эротический анекдот или так, как существуют в психике подавленные желания, изредка выявляясь в снах, иногда неожиданно для своих носителей». (Шкловский В., Искусство как приём / Поэтика, Пг. 1919 г., с. 10).
Собственно Розанов как объект его исследования как раз и отличается введением в литературу «домашних тем», чего не было до него. В. Шкловский даже называет эти темы «кухонными». Великие произведения литературы отличаются тем, что отходят от рамок своего жанра. Эволюционные представления формалистов чем-то очень сильно напоминают биологические, что можно увидеть из следующего замечания В. Шкловского:
«Изобретение вообще и изобретение литературного стиля в частности часто рождается от закрепления случайной мутации, случайного изменения. Это происходит приблизительно так, как при выводе новой породы скота».
В. Шкловский рассматривает три роли, которые играют отступления, чтобы вновь продемонстрировать значение своего подхода.
Во-первых, отступления позволяют вводить новый материал.
Во-вторых, тормозят действие, сознательно задерживая его развитие. приём этот В. Шкловский иллюстрирует на примере излюбленного им Л. Стерна.
В-третьих, отступления позволяют создавать контраст. Аналогично трактуется им роль пейзажа: пейзаж может совпадать с основным действием, а может контрастировать с ним. Для Розанова характерно противопоставление. Через энное число лет, он повторит вышесказанные мысли: «В литературе иногда надо изменить время, замедлить или ускорить его».
Почепцов Г.Г., Русская семиотика, М., «Рефл-бук»; Киев «Ваклер», 2001 г., с. 374-376.