Возможные пути разрешения конфликта: ученый и Власть по А.А. Формозову

«Творческие люди не могут не работать. После избиений, пыток, приговора к расстрелу бывший белорусский академик, а потом многолетний заключённый Г.И. Горецкий год за годом вёл серьёзные геологические и археологические исследования на Беломорканале и Волго-Доне. А другой зек - искусствовед А.Н. Греч - в Соловецком лагере писал бисерным почерком в «амбарной книге» свой «Венок усадьбам».

Итак, всё же работать. Но как? Один путь - замкнуться в узком круге специальных тем, подальше от того поля, где идёт борьба не на жизнь, а на смерть. «При любом строе честный доцент может честно заниматься стихосложением Хемницера», - говаривал пушкинист В.Э. Вацуро. Так думают многие. Займёмся разбором архивов, археологических коллекций, составлением каталогов, комментариями к текстам классиков. Будем делать это на высоком профессиональном уровне, но не участвуя в общественной борьбе. Эту позицию я понимаю, уважаю, и всё же мне она кажется несколько ущербной.

Две другие позиции примыкают к ней, но и отличаются в весьма существенных моментах. Один вариант: на службе - обычная рутинная работа в своей частной области, а по вечерам тайком что-то делается для себя без оглядки на цензуру. Монументальный «Пётр Великий» М.М. Богословского готовился после революции без надежды на публикацию и всё же увидел свет в конце 1930-х годов. В 1960-х - большое впечатление на читателей произвели посмертно изданные труды С. Б. Веселовского об Иване Грозном, созданные в 1930-х-1940-х годах. Такие примеры, безусловно, вызывают желание подражать. Но куда чаще написанное в стол со временем устаревает, проходит незамеченным, не став из факта биографии автора фактом истории науки.

Гораздо ближе мне другой вариант: работая с полной отдачей в избранной сфере, скрепя сердце приняв какие-то апробированные догмы, исподволь при всяком удобном случае проводить в печати или на лекциях идеи, идущие в разрез с официальными установками. Иногда это удаётся в очень скромных масштабах, иногда - в довольно значительных, иногда быстро пресекается и кончается плохо. Это путь деятельных людей, в основе порядочных, но идущих на компромиссы, чтобы не зарыть свой талант в землю, чтобы твоя область знания как-то двигалась вперёд, не отрываясь от достижений мировой науки. Примеров много. Тут и биологи (П.М. Жуковский), и философы (А.Ф. Лосев), и филологи (Ю.М. Лотман), и историки (И.М. Дьяконов, А.И. Неусыхин), и т.д.

Следующие две линии поведения - это переход на официальные позиции и участие в разгроме тех направлений, что им не соответствуют. В одном случае серьёзный специалист неплохо работает в своей узкой области, но губит тех, кто думает иначе.

М.Н. Покровский был интересный, хотя и крайне односторонний исследователь, но он нанёс огромный вред нашей науке, отправив за решётку более ста своих коллег - «дворянских и буржуазных историков».

Во втором случае человек ни к какой науке не способен, но успешно делает карьеру около неё, организуя травлю подлинных учёных как идеалистов, космополитов, морганистов и т.д., и т.п. Такой публики несть числа и прощения ей нет. В биологии это И.И. Презент, в физике - А.К. Тимирязев, в археологии - С.Н. Быковский...

Итак, предпочтительнее для меня скромные труженики, не марающиеся в грязи, и активные натуры, всё понимающие, но ради дела готовые пойти на те или иные компромиссы. Поймут ли подлинную расстановку сил наши потомки? Вот ведь Запад не слишком разбирается, что к чему. То делит россиян всего на две группы - героических диссидентов и жалких конформистов, то охотно общается с официальными лицами из погромщиков. Как же иначе: именно они могут пригласить, организовать какие-то совместные исследования.

А картина иная. Основной массив составляют рядовые интеллигенты. Они спасли от гибели наши библиотеки, музеи, архивы, памятники старины. Они продолжают линию преемственности в развитии определенных областей знания, в преподавании. Были среди них истинные герои, шедшие на великие жертвы, чтобы защитить наше культурное наследие. Преобладали же незаметные труженики, давно забытые, но совершившие совсем немало. Нередко им приходилось идти на уступки властям, выглядящие сейчас весьма неприятно.

К чему же я призываю: к «двурушничеству», по терминологии тридцатых годов, к «двоемыслию» -  по выражению шестидесятых? Нет, я говорю о реальном взгляде на вещи. На последнем съезде конституционно-демократической партии в 1918 году А.А. Кизеветтор признал, что тактика бойкота новой власти провалилась. Коммунисты спокойно обходятся без интеллигенции, а культура гибнет. Надо соглашаться на сотрудничество, стараясь несмотря ни на что, проводить свою линию. Кто был прав - А.Н. Бенуа, звавший работников музеев к бойкоту, или историки и искусствоведы, вместе с комиссарами вывозившие из разграбляемых монастырей и усадеб иконы, картины, книги, старую утварь? Для меня ответ ясен.

Вся наша жизнь стоит на компромиссах: с родителями, любимыми, но принадлежащими к другому поколению и плохо нас понимающими, с коллегами, очень разными по устремлениям и нравственным качествам. Нельзя превращать жизнь в вечную гражданскую войну. Но нельзя и капитулировать при малейших сложностях, приспосабливаясь к любому произволу и преступлению. Борьба и противостояние неизбежны.

Решить же, где пролегает грань допустимых уступок, которую нельзя перейти, дело совести каждого. Тут единых рецептов нет».

Формозов А.А., Человек и наука: из записей археолога, М., «Знак», 2005 г., с. 156-160.