Искусствоведение и литературоведение
КультурологияКультурологические модели и их применение в других областях деятельности
Теория элитТеория элит
Деградация групп, прослоек, тусовокДеградация групп, прослоек, тусовок
X
Мещанство, как социальная прослойка, начала складываться задолго до наблюдения её А.И. Герценым. Но важно отметить эффект: в Европе к середине XIX века возросла как численность представителей этой прослойки, так и благодаря предоставленным политическим свободам, влияние на культуру Европы в целом… Простейший механизм влияния – голосование кошельком за понятные мещанину газеты, журналы, книги, произведения живописи, театральные постановки и т.п.
О том ли, что искусство развилось на Западе, что Дант и Бонарроти, Шекспир и Рембрандт, Моцарт и Гёте были по месту рождения и по мнениям западниками? Но об этом никто не спорит. […] Но где же во всём этом новое искусство, творческое, живое, где художественный элемент в самой жизни? Вызывать постоянно усопших, повторять Бетховена, играть Федру и Аталию очень хорошо, но ничего не говорит в пользу творчества.
В скучнейшие времена Византии на литературных вечерах читали Гомера, декламировали Софокла; в Риме берегли статуи Фидиаса и собирали лучшие изваяния накануне Генсерихов и Аларихов. Где же новое искусство, где художественная инициатива? Разве в будущей музыке Вагнера? Искусство не брезгливо, оно всё может изобразить, ставя на всем неизгладимую печать дара духа изящного и бескорыстно поднимая в уровень мадонн и полубогов всякую случайность бытия, всякий звук и всякую форму - сонную лужу под деревом, вспорхнувшую птицу, лошадь на водопое, нищего мальчика, обожжённого солнцем. От дикой, грозной фантазии ада и страшного суда до фламандской таверны с своим отвернувшимся мужиком, от Фауста до Фобласа, от Requiem'a до Камаринской - всё подлежит искусству...
Но и искусство имеет свой предел. Есть камень преткновения, который решительно не берёт ни смычок, ни кисть, ни резец; искусство, чтоб скрыть свою немоготу, издевается над ним, делает карикатуры. Этот камень преткновения - мещанство...
Художник, который превосходно набрасывет человека совершенно голого, покрытого лохмотьями или до того совершенно одетого, что ничего не видать, кроме железа или монашеской рясы, останавливается в отчаянии перед мещанином во фраке. Отсюда посягательство Роберту Пилю набросить римскую тогу; с какого-нибудь банкира снять сертук, галстух и отогнуть ему рубашку, так что если б он после смерти сам увидел свой бюст, то перед своей женой покраснел бы до ушей... Робер Макер, Прюдом - великие карикатуры, иногда гениально верные, верные до трагического у Диккенса, но карикатуры; далее Гогарта этот род идти не может. Ван-Дейк и Рембрандт мещанства - Пунш и Шаривари, это его портретная галерея и лобное место. Это фамильные фасты и позорный столб.
Дело в том, что весь характер мещанства, с своим добром и злом, противен, тесен для искусства; искусство в нём вянет, как зелёный лист в хлоре, и только всему человеческому присущие страсти могут, изредка врываясь в мещанскую жизнь или, лучше, вырываясь из её чинной среды, поднять её до художественного значения. Чинный - это настоящее слово. У мещанства, как у Молчалина, два таланта, и те же самые: умеренность и аккуратность. Жизнь среднего состояния полна мелких недостатков и мелких достоинств; она воздержана, часто скупа, бежит крайности, излишнего.
Сад превращается в огород, крытая соломой изба - в небольшой уездный домик с разрисованными щитами на ставнях, но в котором всякий день пьют чай и всякий день едят мясо. Это огромный шаг вперёд, но вовсе не артистический. Искусство легче сживается с нищетой и роскошью, чем с довольством, в котором видны белые нитки, чем с удобством, составляющим цель; если на то пошло, оно ближе с куртизанкой, продающей себя, чем с нравственной женщиной, продающей втридорога чужой труд, вырванный у голода. Искусству не по себе в чопорном, слишком прибранном, расчётливом доме мещанина, а дом мещанина должен быть таков; искусство чует, что в этой жизни оно сведено на роль внешнего украшения, обоев, мебели, на роль шарманки; мешает - шарманщика прогонят, захотят послушать - дадут грош, и квит...
Искусство, которое по преимуществу изящная соразмерность, не может выносить аршина, самодовольная в своей ограниченной посредственности жизнь запятнана в его глазах самым страшным пятном в мире - вульгарностью. Но это нисколько не мешает всему образованному миру идти в мещанство, и авангард его уже пришёл.
Мещанство - идеал, к которому стремится, подымается Европа со всех точек дна. Это та курица во щах, о которой мечтал Генрих IV. Маленький дом с небольшими окнами на улицу, школа для сына, платье для дочери, работник для тяжелой работы, да это в самом деле гавань спасения - havre de grace!
Прогнанный с земли, которую обрабатывал века для барина, потомок разбитого в бою селянина, осуждённый на вечную каторгу, голод, бездомный подёнщик, батрак, родящийся нищим и нищим умирающий, только делаясь собственником, хозяином, буржуа, отирает пот и без ужаса смотрит на детей; его сын не будет отдан в пожизненную кабалу из-за хлеба, его дочь не обречена ни фабрике, ни публичному дому. Как же ему не рваться в мещане?
Идеал хозяина-лавочника - этих рыцарей, этих попов среднего состояния - носится светлым образом перед глазами поденщика до тех пор, пока его заскорузлые и усталые руки не опустятся на надломленную грудь и он не взглянет на жизнь с тем ирландским покоем отчаяния, которое исключает всякую мечту, всякое ожидание, кроме мечты о целом полуштофе виски в следующее воскресенье. Мещанство, последнее слово цивилизации, основанной на безусловном самодержавии собственности, - демократизация аристократии, аристократизация демократии; в этой среде Альмавива равен Фигаро: снизу всё тянется в мещанство, сверху всё само падает в него по невозможности удержаться. […]
Господство мещанства - ответ на освобождение без земли, на открепление людей и прикрепление почвы малому числу избранных. Заработавшая себе копейку толпа одолела и по-своему жирует и владеет миром.
В сильно обозначенных личностях, в оригинальных умах ей никакой необходимости. Наука не может не натолкнуться на ближайшие открытия. Фотография, эта шарманка живописи, заменяет артиста; хорошо, если явится художник с творчеством, но вопиющей нужды и в нем нет. Красота, талант - вовсе не нормальны; это исключение, роскошь природы, высший предел или результат больших усилий целых поколений. Стать лошадей Дерби, голос Марио - редкости. Но хорошая квартира и обед - необходимость.
В самой природе, можно сказать, бездна мещанского; она очень часто останавливается на середке наполовину - видно, дальше идти духу не хватает. Кто тебе сказал, что у Европы хватит? Европа провела дурные четверть часа - мещанство чуть не лишилось плодов долгой жизни, долгих усилий, труда. Внутри человеческой совести поднялся какой-то неопределённый, но страшный протест. Мещане вспомнили войны свои за права, вспомнили героические времена и библейские предания. Авель, Рем, Фома Мюнстер были ещё раз усмирены, и на их могилах ещё долго будет расти трава в предупреждение того, как карает самодержавное мещанство. Всё с тех пор пришло в свой порядок; он кажется прочен, он рационален из своих начал, он силён ростом, - но артистического смысла, но художественной струны в нем не прибыло, он их и не ищет; он слишком практичен; он согласен с Екатериной II, что серьёзному человеку не идёт хорошо играть на фортепьянах, - императрица тоже смотрела на мужчин с практической точки зрения.
Для цветов его гряды слишком унавожены; для его гряд цветы слишком бесполезны; если он иногда растит их, то это на продажу. Весной 1850 года я искал в Париже квартиру; тогда я уже настолько обжился в Европе, что мне опротивела теснота и давка цивилизации, которая сначала очень нравится нам, русским; я с ужасом, смешанным с отвращением, смотрел уже на беспрестанно двигающуюся, кишащую толпу, предчувствуя, как она у меня отнимет полместа в театре, в дилижансе, как она бросится зверем в вагоны, как нагреет и насытит собою воздух, - а поэтому я и квартиру искал не на юру и сколько-нибудь не похожую на уютно пошлые и убийственно однообразные квартиры в три спальни […]
Это замечание можно распространить на всё - на театры, на гулянья, на трактиры, на книги, на картины, на платье; все степенью понизилось и страшно возросло числом. Толпа, о которой я говорил, - лучшее доказательство успеха, силы, роста, она прорывает все плотины, наполняет всё и льётся через край. Она всем довольствуется, и всего ей мало. Лондон тесен, Париж узок. Сто прицепленных вагонов недостаточны, сорок театров - места нет; для того, чтоб лондонская публика могла видеть пьесу, надобно её давать кряду три месяца. […]
Всё получает значение гуртовое, оптовое, рядское, почти всем доступное, но не допускающее ни эстетической отделки, ни личного вкуса. Возле, за углом, везде дожидается стотысячеголовая гидра, готовая без разбора все слушать, все смотреть, всячески одеться, всем наесться, - это та самодержавная толпа сплочённой посредственности (conglomerated mediocrity) Ст. Милля, которая всё покупает и потому всем владеет, - толпа без невежества, но и без образования, для неё искусство кричит, машет руками, лжёт, экзажерирует или с отчаяния отворачивается от людей и рисует звериные драмы и портреты скота, как Лансир и Роза Бонер.
Видел ли ты в Европе за последние пятнадцать лет актёра, - одного актёра, который бы не был гаер, паяц сентиментальности или паяц шаржа? Назови его! Эпохе, которой последнее выражение в звуках Верди, на роду могло быть написано много хорошего, но наверное не художественное призвание.
Герцен А.И., Концы и начала (Письмо первое), в Сб.: Интеллигенция – Власть– Народ / Состав.: Л.И.Новикова, И.Н.Сиземская, М., Наука, 1992 г., с. 33-40.
