«Предмет самый обыкновенный может
служить сосудом моей мысли. Так же как притчи для
Христа. У него были идеи; он их формулировал
так, чтобы сделать их воспринимаемыми для всех.
Вот и я в «общие места» вкладываю то,
что хочу сказать, это мои притчи»
Пабло Пикассо
Когда Пабло Пикассо было четырнадцать лет, он сделал странный рисунок: «Христос благословляющий дьявола».
«Дьявол изображён довольно жалким маленьким существом с кургузой мордочкой и крыльями летучей мыши. (Любопытно, что похожее существо, только без крыльев, встречается в рисунках 1972 года, там женщина протягивает ему не то кольцо, не то ключ.) Трудно, конечно, догадаться, какие мысли бродили в голове у подростка, когда он это рисовал. Но, зная, как впоследствии художник трактовал образы зла и страдания, можно предположить, что тут уже брезжила мысль о дуализме человеческой натуры, в которой добро и зло, божественное и дьявольское перемешаны.
Идея вездесущности зла вошла в сознание Пикассо, уже 25-летнего, когда он впервые увидел в Музее этнографии в Париже ритуальные маски народов Африки и Океании.
Распространено мнение, что знакомство с этими масками обусловило переход Пикассо к кубизму (для этого художественного направления характерна деформация натуры – Прим. И.Л. Викентьева).
По-видимому, это не совсем так. Сам художник отрицал связь кубизма с негритянским искусством, но почему отрицал, становится понятно из его разговора с Андре Мальро, опубликованного только после смерти художника. Пикассо рассказывал Мальро, какое потрясение он испытал много лет назад, случайно заглянув в Музей этнографии. Это было нечто вроде «арзамасского ужаса», некогда пережитого Толстым. (В 1869 году, Л.Н. Толстой остановившись в гостинице г. Арзамаса ночью испытал ужас, который позже описал в рассказе «Записки сумасшедшего»: «Ничего нет в жизни, а есть смерть, а её не должно быть» – Прим. И.Л. Викентьева).
«Мне захотелось бежать туда. Но я остался. Я понял, что это очень важно, что-то произошло со мной. Эти маски не были просто скульптурой. Совсем нет. Они были магическими предметами... Негритянские скульптуры были защитниками... Против всего: против неведомых, грозных духов. Я всегда рассматривал фетиши... Я понял, для чего неграм служит их скульптура. Почему она делается так, а не иначе... все фетиши служили одному и тому же. Они были оружием. Чтобы помочь людям не быть более подвластными духам, стать независимыми. Духи, бессознательное (о нём говорили ещё мало), эмоция - ведь это всё то же самое. Я понял, почему я художник наедине с масками, краснокожими куклами, пыльными манекенами в этом ужасном музее. «Авиньонские девицы», должно быть, пришли в тот день, но вовсе не из-за форм: а потому, что это было моё первое полотно, изгоняющее злых духов, только поэтому!»
Иными словами, Пикассо понял, что, давая лик невидимому злу, разлитому в мире, гнездящемуся и в нём самом, он в какой-то мере от него освобождается и освобождает других. Надо вспомнить, что к тому времени молодой Пикассо был до отказа переполнен жестокими ранящими впечатлениями и даже как будто искал их.
Он посещал грязные бордели, сумасшедшие дома, больницу для проституток, морг; на улицах Барселоны постоянно встречал нищих, слепых, голодных. Один из его близких друзей покончил жизнь самоубийством. В окончательном варианте «Авиньонских девиц» (1907), изображающем бордель, две фигуры справа - с искажёнными лицами, зловещие, угрюмые, - действительно исчадия злого духа. Работая над этой картиной, Пикассо был необычайно мрачен и молчалив, - это удивляло его друзей, знавших его человеком живым и общительным, они даже начинали беспокоиться, как бы он не повесился рядом со своим холстом. […]
Сама эта непривычная пластика тогда многих отпугивала. Но не всех. Не кто иной, как Василий Иванович Суриков, реалист из реалистов, так отзывался о кубистских полотнах Пикассо: «Настоящий художник именно так должен всякую композицию начинать: прямыми углами и общими массами. А Пикассо только на этом остановиться хочет, чтобы сильнее сила выражения была. Это для большой публики страшно. А художнику очень понятно».
Дмитриева Н.А., Тема добра и зла в творчестве Пикассо, в Сб.: Пикассо и окрестности, М. «Прогресс-Традиция», 2006 г., с.16-18.
