Постэндшпиль
Дело творческой личности, после ёё физической смерти
Символы и метафоры творческой деятельности…Виртуальные персонажи, традиционные символы и метафоры творческой деятельности…
X
Признание значения творчества А.С. Пушкина и письмо В.А. Жуковского
После смерти А.С. Пушкина Василий Андреевич Жуковский [1783-1852] написал письмо отцу поэта С.Л. Пушкину о последних днях его сына…
«Сразу после гибели Пушкина его ближайшие друзья поспешили опубликовать документ важного концептуального значения. Это было хорошо известное письмо Жуковского С. Л. Пушкину от 15 февраля 1837 года, содержащее подробности последних дней поэта.
Письмо рассказывало о скорби нации и иностранных литераторов и дипломатов над смертным одром Пушкина и о прямой духовной связи царя и умирающего поэта. Здесь важно всё - и обращение Пушкина к Николаю с просьбой о прощении, и рассказ о царском утешении и «милостях» семье Пушкина, и записка царя, присланная с Арендтом (личный врач царя – Прим. И.Л. Викентьева), и сказанные при этом слова: «Я не лягу, буду ждать...» Жуковский тщательно работал над этим письмом, отбирая детали и располагая их соответственно определённому замыслу. Он создавал - совершенно сознательно - тот образ Пушкина, в который сам верил лишь отчасти.
Накануне тот же Жуковский писал смелую инвективу Бенкендорфу, который «покровительство» государя превратил в «надзор» и опутал Пушкина в последние годы жизни незримой паутиной условий и обязательств. И ему было прекрасно известно, что по распоряжению правительства были запрещены всякие публичные выражения народной скорби, вплоть до печатных некрологов.
Письмо Жуковского нередко считалось началом официозной фальсификации образа Пушкина. Но это справедливо только отчасти. Легенда Жуковского была консервативной, но не официозной, мало того - она в значительной мере официозу противостояла. Она опиралась на идею просвещённого абсолютизма, свойственную передовым мыслителям XVIII столетия. В 1830-е годы её абстрактность и утопичность уже начинали осознаваться: иллюзия единения писателя и монарха всё более приобретала консервативные черты.
Тем не менее, как раз эту идею николаевское правительство не только не одобряло, но видело в ней - и не без оснований - форму оппозиции. Оно равным образом противодействовало и народному и официальному признанию Пушкина, которое разрушало установившуюся иерархию. Пушкин не был ни политиком, ни военным, ни чиновником, он не проявил себя на государственной службе. Такова была официальная точка зрения. Следуя ей, Николай принял меры, чтобы записка его Пушкину вернулась обратно и не получила гласности: она могла стать орудием в руках «коалиции писателей».
Письмо Жуковского стало голосом этой коалиции. Оно делало то, что упорно отказывалось делать правительство. Оно ставило Пушкина - символ современной литературы - под эгиду имени Николая I, заявляло об акте признания литератора наравне с государственными людьми и рассказывало о всенародном и, более того, мировом признании Пушкина. По требованию царя важные части письма были опущены, и всё же только личными связями Жуковского при дворе можно объяснить, каким образом то, что осталось, попало в печать».
Вацуро В.Э., Пушкин в сознании современников, в Сб.: Пушкин в воспоминаниях современников. Том 1, М., «Художественная литература», 1974 г., с. 22-23.
