Великий человек по Зигмунду Фрейду

«Как случается, что отдельный человек проявляет столь исключительную деятельность, что из пассивных индивидов и родов формирует народ, выковывает его окончательный характер и на тысячелетия предопределяет его судьбу? Не является ли такое предположение возвратом к способу мышления, породившему мифы о творцах и почитание героев, ко временам, когда историография свелась к повествованиям о деяниях и о судьбе отдельных личностей, властителей и завоевателей. Новое время, напротив, склонно сводить процессы человеческой истории к скрытым всеобщим и внеличностным факторам, к неодолимому влиянию экономических обстоятельств, к переменам в способе пропитания, к прогрессу в использовании материалов и орудий труда, к миграциям, вызванным ростом населения и изменениями климата. При этом отдельным личностям выпадает одна роль - закреплять и представлять массовые устремления, которые с необходимостью должны были проявиться и проявились, скорее случайно, в таких личностях. […]

Следовательно, мы сохраняем за «великим человеком» его место в цепи или, скорее, в сплетении причин. Но, видимо, не лишено смысла спросить, при каких условиях мы употребляем это почётное наименование. И с удивлением мы обнаружим, что на этот вопрос трудно ответить. Очевидно, что первая формулировка: человек, в значительной степени обладающий качествами, которые мы глубоко уважаем, - во всех отношениях неудачна; красота, например, или физическая сила, как бы ни приходилось им завидовать, не дают основания претендовать на «величие».

Следовательно, это должны быть духовные качества, психические и интеллектуальные достоинства. В последнем случае приходит в голову мысль, что человека, обладающего необычными дарованиями в определённой области, мы по этой причине назвали бы великим человеком не без оговорок. Разумеется, не мастера шахматной игры или виртуозного музыкального исполнителя и даже не отличного художника или исследователя. В таком случае нам подобает сказать: он - великий поэт, художник, математик или физик, новатор в той или иной области деятельности, но мы удержимся от признания его великим человеком. Когда, например, мы без опаски объявляем Гёте, Леонардо да Винчи, Бетховена великими людьми, то нас, должно быть, подвигает что-то, кроме восхищения их великолепными творениями.

Если бы не встречались именно такие примеры, то, вероятно, мы пришли бы к мысли, что звание великий человек» забронировано главным образом за людьми дела, т. е. за завоевателями, полководцами, властителями, и признали бы величие их достижений, силу исходящего от них влияния. Но даже это не удовлетворяет и полностью опровергается нашим осуждением очень многих недостойных лиц, воздействие которых на современников и потомков всё же нельзя оспорить. Даже успех нельзя считать признаком величия, если вспомнить о множестве великих людей, которых вместо успеха, в сущности, постигла неудача.

Таким образом, предварительно склонимся к выводу: нет смысла искать однозначное  определение понятия «великий человек». Легкомысленно и весьма произвольно употребляемое признание неординарного развития определённых человеческих качеств является только грубым приближением к изначальному смыслу слова «великий». И мы можем напомнить, что нас интересует не столько сущность великого человека, сколько вопрос: чем он воздействует на своих сограждан. Однако такое исследование мы сократим до предела, поскольку оно может далеко увести нас от избранной цели.

Итак, давайте признаем, что великий человек влияет на современников двумя путями - своей индивидуальностью и идеями, за которые он выступает. Эти идеи могут укреплять старые идеалы масс, или демонстрировать им новые цели-желания, или каким-то другим способом зачаровывать массы. Иногда - и это, разумеется, самый первый случай - воздействует одна индивидуальность, а идеи играют ничтожную роль. Почему вообще великий человек должен был сыграть некоторую роль - это не составляет проблемы. Мы знаем, у массы есть мощная потребность во власти, которой можно восхищаться, которой поклоняются, которая повелевает ими, а иногда и жестоко ведет себя по отношению к ним. Из психологии индивида мы узнали, откуда возникает такая потребность масс. Из тоски по отцу, которая, начиная с детства, владеет каждым, по тому самому отцу, победой над которым прославляет себя герой легенды. И видимо, теперь перед нами забрезжила мысль: все черты, которыми мы наделяем  великого человека, - это черты отца, что в этом совпадении и заключается тщетно отыскиваемая нами суть великого человека. К образу отца относятся смелость интеллекта, сила воли, весомость деяний, но в первую очередь самостоятельность и независимость великого человека, замечательная беспечность, способная дорастать до беспощадности. Им должно восхищаться, ему следует верить, но вынуждены и бояться, Мы обязаны были бы руководствоваться буквальным смыслом слова, кто кроме отца является в детстве «великим человеком!»

Безусловно, в лице Моисея именно величественный образ отца снизошел к бедным еврейским батракам и заверил их, что они его любимые дети. И не менее потрясающе должно было действовать на них представление о едином, вечном, всемогущем боге, для которого они не оказались слишком ничтожными, чтобы заключить с ними союз, и который обещал заботиться о них, если они будут верно почитать его. Вероятно, им было нелегко отделять образ человека Моисея от образа его бога, и они справедливо догадывались об этом, потому что Моисей, видимо, включил в характер своего бога некоторые черты собственной личности, такие как гневливость и неумолимость. И если позднее они убили этого великого человека, то только повторили злодеяние, в первобытные времена направленное, как правило, против богоподобного царя и восходящее, как мы знаем, к ещё более древнему праобразу.

Таким образом, если, с одной стороны, образ великого человека перерастал в божественный, то, с другой стороны, пришло время напомнить, что и отец был когда-то ребёнком. Согласно нашему представлению, великая религиозная идея, представляемая Моисеем, не была его собственностью; он перенял её у своего царя Эхнатона (это гипотеза Зигмунда Фрейда - Прим. И.Л. Викентьева). А последний, чье величие в качестве вероучителя недвусмысленно засвидетельствовано, был, видимо, преемником импульсов, дошедших до него из Ближней или Дальней Азии через посредство матери или другим путём. Мы не в состоянии проследить цепочку далее, но, если эта первая часть признана правильной, тогда монотеистическая идея бумерангом вернулась в страну происхождения. Видимо, бесполезно пытаться определить заслуги отдельной личности относительно новой идеи. Ясно, что в её развитии участвовали и внесли в неё свой вклад многие. Но, с другой стороны, было бы очевидной несправедливостью обрывать цепь развития на Моисее и пренебречь тем, что совершили его последователи и продолжатели, еврейские пророки. Семена монотеизма не проросли в Египте. Это произошло в Израиле, после того как народ сверг обременительную и взыскательную религию. Но из среды еврейского народа снова и снова выдвигались мужи, оживлявшие слабеющую традицию, обновляли заветы и требования Моисея и не успокоились, пока утраченное не было восстановлена. В результате постоянных многовековых усилий и, наконец, с помощью двух великих реформ, одной -  до, другой - после вавилонского изгнания, народный бог Яхве был превращён в бога, к почитанию которого евреев принуждал Моисей. И это аргумент в пользу особой психической способности массы, ставшей еврейским народом и сумевшей выдвинуть множество людей, которые были готовы взять на себя тяготы Моисеевой религии в награду за избранность и, быть может, за какие-то вознаграждения подобного типа».

Зигмунд Фрейд, Человек по имени Моисей и монотеистическая религия, СПб, «Азбука-классика», 2009 г., с. 138-144.


Переход от школы к cоциальному движению по Г.С. Альтшуллеру