Право
Отдельные юридические аспекты, как правило, касающиеся творческой деятельности…
Творческая личность - женщинаНачиная с XVIII века в Европе и Америке растёт число творческих личностей - женщин.
X
О «правах» женщин в древнем мире по Платону…
В тесной связи с вышеприведенным стоят взгляды Платона на положение женщины в обществе. В эпоху, когда жил Платон, она уже оставила свою прялку и вышла из своего терема-гинекея, о котором мы читаем у Гомера, и, не имея ещё юридических прав, тем не менее уже стала человеческой личностью и общественной силой.
Но наш философ пошёл ещё дальше. Он равно далёк был от рыцарского ей поклонения, под которым лишь скрывается презрение к ней, как к существу вечно несовершеннолетнему, и от того буржуазного лицемерия, которое хочет видеть в женщине воплощение тихих добродетелей или украшение домашнего очага и, вместе с тем, отсылает её на фабрику или на улицу. Для Платона женщина была прежде и после всего человек с теми же правами и обязанностями, что и мужчина, и согласно с этим он хочет, чтобы она получила то же самое воспитание и образование в поэзии, в музыке, гимнастике, математике и прочем и занимала те же государственные посты, что и тот.
Философ хорошо знал, какого рода доводы приведут против него его противники, но он знал также и как им ответить. Ему укажут на анатомические и физиологические различия в организмах женщин и мужчин и напомнят его же принцип, в силу которого различия в силах и способностях должны вести - если уже не для блага самой личности, то, по крайней мере, для блага общества - к соответствующему различию в обязанностях и правах. Он не отрицает силы этого аргумента и не старается от него уклониться, но указывает, что этот аргумент к делу вовсе не относится. На свете, говорит он, существуют плешивые и не плешивые: следует ли из этого, что одним мы должны отвести сферу деятельности менее привилегированную, нежели другим? Конечно нет, потому что в таких вопросах мы должны принимать в соображение не всякие особенности в физической или духовной природе людей, а только те, которые так или иначе имеют отношение к данному роду деятельности. Плешивость нисколько не мешает человеку быть мудрым или мужественным и, следовательно, выполнять обязанности правителя или воина; но разве большей помехой являются известные особенности женского организма и, в частности, функция деторождения?
Платон решительно отрицает это: он убежден, что между способностями и силами мужчины и женщины не существует никакой качественной разницы, которая оправдывала бы резкое разграничение в правах и сферах деятельности их. Правда, - говорят он, и история доказала ненадобность даже этой уступки, - правда, существуют некоторые занятия, как, например, прядение или стряпня, где женщины от природы отличаются больше, нежели мужчины, но из этого вовсе не следует, что мы должны всех их без исключения засадить за ту или другую из этих работ: среди женщин, как и среди мужчин, есть такие, которые более способны быть философами, нежели кухарками, или отличаются в телесных упражнениях больше, нежели в прядении.
Обратить поэтому всех женщин в прях или кухарок было бы так же нелепо, как обратить всех мужчин в воинов или философов; всё зависит исключительно от рода способностей, которыми одарена личность, а никак не от пола её.
В силу этого Платон и требует, чтобы женщина имела доступ ко всем занятиям и общественным постам наравне с мужчиной и чтобы единственным критерием в распределении этих занятий была не принадлежность к тому или другому полу, а обладание теми или другими на то данными. Итак, - заключает Платон, - закон, который мы предлагаем, вполне согласен с требованиями природы, а потому - не невозможен и не фантастичен; тот же порядок вещей, который существует на деле, в действительности представляет не больше, как нарушение естественного права.
За женщиною, таким образом, признается полная государственная правоспособность, и, освобожденная от тех обязанностей и трудов, которые сопряжены с семейной организацией общества, она делается правителем или воином, как и мужчина. Естественно, что ввиду этого она должна вместе с мужчиной пройти через одну и ту же систему воспитания и образования, и здесь Платону вновь приходится отвечать на некоторые возражения противников - возражения, которые с таким же апломбом выставлялись тогда, как и теперь. Насчёт поэзии и музыки дело ещё сносно: пожалуй даже, обучение этим предметам придаст женщине некоторую пикантность, которой раньше в гинекеях не было места.
Но как насчёт математики или философии? Не убьёт ли это всего, что так привлекательно в ней, что ей наиболее к лицу, что составляет даже отличительную её особенность, именно то неуловимое нечто, которое зовется женственностью? А ещё более гимнастика, при занятиях которой она по правилам должна будет обнажаться: ведь это значит заведомо отнимать у неё её лучшее украшение и охрану - стыд и прямо толкать её на путь безнравственности и разврата!
Но Платон смеется надо всем этим: для него подобные возражения отзываются лишь предрассудками, которые, он уверен, исчезнут с течением времени, когда эти ныне столь шокирующие порядки потеряют характер новизны. Люди привыкают ко всему: они привыкнут и к этому, и всё, что теперь кажется бессмысленным и безнравственным, станет казаться естественным, как если бы оно существовало испокон века.
Что же касается до необходимости для женщин обнажаться при гимнастике и, таким образом, подвергаться насмешкам и опасностям, то Платон не без сарказма замечает, что было бы очень печально, если бы женская нравственность охранялась одной лишь одеждою. Он лучшего мнения о женщине, нежели все эти рьяные идеологи женственности, и считает вполне возможным, чтобы она сохранила свою скромность, несмотря на наготу. Пусть, говорит он, добродетель служит ей одеждой, пусть она ей будет бронёй и защитой от посягательств на её чистоту: тогда женщина сможет безнаказанно обнажаться и разделять с мужчиной труды военные и правительственные.
Во всём этом слышатся знакомые нам нотки, и мы не знаем, чему больше удивляться: прозорливости ли и благородству платоновских взглядов на женщину как на человеческую и гражданскую личность, или тому, как стары возражения противников женской эмансипации, которые мы слышим еще и теперь, в современный нам век. Во всяком случае, Платон был первый из европейских мыслителей, который сумел отрешиться от вековых предрассудков и стать на высшую точку зрения, с которой женщина перестает оцениваться, как самка, и приобретает значение человеческого существа. Идеал был высокий, - столь высокий, что нужен был целый ряд столетий, чтобы он стал достоянием всего человечества и мог приблизиться к реализации.
Орлов Е.Н., Платон / Сократ; Платон; Аристотель; Бруно: биографические очерки (переиздание биографической библиотеки Ф.Ф. Павленкова), СПб, ЛИО Редактор, 1995 г., с. 124-126.
