Загадки, игра и мудрость по Йохану Хёйзинге

«Как можно умозаключить, загадка в принципе и в начале есть священная игра, то есть она лежит на грани игры и серьёзного; её наделяют большим значением, но при том она не теряет своего игрового характера. И хотя впоследствии наблюдается её разветвление как в сторону развлечения, так и в сторону эзотерического учения для посвящённых, не следует считать, что тут серьёзность впадает в шутливость, а игра возвышается до серьёзности. Гораздо скорее напрашивается вывод, что жизнедеятельность культуры исподволь проводит определённую черту между обеими сферами, которые мы различаем как серьёзное и игру, которые однако на своей ранней стадии образуют нерасчлененную духовную среду, где и зарождается культура.

Загадка, или, выражаясь более обобщённо, заданный вопрос, помимо своего магического действия, остается важным атональным элементом социального общения. Как общественная игра загадка вписывается в разного рода литературные схемы и ритмические формы, как, например, модель цепного вопроса, когда различные вопросы, непрерывно нарастая, следуют вереницей один за другим, или вопросы о том, что превосходнее всего на свете, например: «Что слаще мёда?» и т. п. У греков большой любовью пользовались в качестве коллективной развлекательной игры «апории», то есть вопросы, на которые нельзя найти окончательного ответа. Их можно рассматривать гак ослабленную форму роковой загадки. […]

Среди мозаичных и сложных форм, в которых загадка становится литературной, будь то для развлечения либо для назидания, некоторые заслуживают особого внимания, поскольку весьма отчётливо являют нашему взгляду взаимосвязь игрового и сакрального. Первая из них - беседа в форме вопросов религиозного либо философского содержания. Её можно встретить в истории самых разных культур. Тема её - мудрец, которому поочередно задает вопросы группа мудрецов либо один человек. Заратуштра  предстаёт таким образом перед шестьюдесятью мудрецами царя Виштаспы, Соломон отвечает на вопросы царицы Савской. […]

Если рассудить здраво, то религиозный диспут времён Реформации, как, например, между Лютером  и Цвингли в 1529 году в Марбурге или между Теодором де Безом и его коллегами с католическими прелатами в 1561 году в Пуасси, есть не что иное, как прямое продолжение старого священного обычая. […]

До нас дошёл целый список вопросов, которые задавал император Фридрих II Гогенштауфен своему астрологу Михаилу Скоту, а также серия его философских вопросов мусульманскому учёному Ибн Сабину в Марокко. Первый список в связи с нашим контекстом особенно интересен в силу смешения космологической, чисто естественнонаучной и теологической темы. На чём покоится Земля? Сколько небес над ней? Как восседает Господь на своём троне? Каково различие между душами людей, осуждённых на вечные муки, и падшими ангелами? Сплошная ли Земля или же в ней есть пустоты? Отчего морская вода солёная? Как получается, что ветер дует с разных сторон? А почему дымят или извергаются огнедышащие горы? Как получается, что души умерших, по-видимому, никогда больше не просятся на Землю? и т. д.

Так, стало быть, давние мотивы перемешаны с новыми. […]

В позднюю эпоху греки ещё сознавали определенную взаимосвязь между игрой в загадки и началами философии. Клеарх, один из учеников Аристотеля, изложил в трактате о пословицах теорию загадки, где свидетельствует, что некогда это было предметом философии. Древние имели обыкновение через загадки выказывать свою образованность, что имеет явное отношение к философского рода упражнениям в разгадывании загадок… […]

Ясно, однако, что взыскующий мудрости человек начиная с древнейших времен и вплоть до поздних софистов и риторов выступает так же, как участник вооружённого поединка.

Он бросает вызов соперникам, задевает их резкой критикой, а свои собственные мнения превозносит как истину со всей юношеской самоуверенностью человека архаической эпохи. Стиль и форму ранних философских опытов отличают полемичность и атональность. Речь постоянно ведётся от первого лица. Когда Зенон Элейский возражает своим противникам, он делает это в виде апорий, то есть исходит, по видимости, из их же собственных предпосылок, но выводит отсюда два противоречащих друг другу и взаимоисключающих следствия. Форма эта ещё ясно выдает сферу загадок. «Зенон спросил: «Если пространство есть нечто, в чём оно тогда должно помещаться?» - «Загадку эту разрешить нетрудно». […]

Вечная борьба Природы есть, стало быть, борьба-состязание перед судом».

Йохан Хёйзинга, Homo ludens. Опыт определения игрового элемента культуры, М., «Прогресс-Академия», 1992 г., с. 131-133 и 135-137.