Оценка творческих личностей А.С. Пушкиным

А.С. Пушкин требует от художника, чтобы художественное исследование  человеческого бытия сопровождалось бы соблюдением человеческого достоинства.

«Пушкин показывает нам самые различные варианты сочетания в художнике силы дара с человеческими качествами. Всякий гений оказывается здесь перед неумолимым судом Пушкина, будь это Вольтер или Байрон, которым он обязан, может быть, более, чем кому-либо из гениальных поэтов мира.

Вольтеру Пушкин посвятил две статьи, написанные им в последний год жизни. Какое величественное начало у первой из них: «Всякая строчка великого писателя становится драгоценной для потомства. Мы с любопытством рассматриваем автографы, хотя бы они были не что иное, как отрывок из расходной тетради или записка к портному об отсрочке платежа. Нас невольно поражает мысль, что рука, начертавшая эти смиренные цифры, эти незначащие слова, тем же самым почерком и, может быть, тем же самым пером написала и великие творения, предмет наших изучений и восторгов».

Но, увы, и судьбы гениев, как и людей обыкновенных, скорее, даже в гораздо большей степени подвержены всякого рода превратностям. На первом месте здесь великие художники. В их судьбах первенствующая роль принадлежит уникальной человеческой стойкости, а с другой стороны, полнейшему художественному бесстрашию. Здесь перед нами и весьма печальные, а не только возвышенные случаи. Начав так величественно статью о Вольтере, Пушкин затем уличает Вольтера в изменах собственному гению.

А между тем он являлся властителем дум на протяжении целой эпохи и, как проповедник идей революции, отбыл свой срок в Бастилии. Потом стал угодничать перед владыками мира сего, конкретно - перед прусским королем.

Гёте объясняет такое поведение Вольтера тем, что тот, имея целью добиться того, чтоб «властвовать над миром», себя самого поставил на службу тем, кто уже властвовал над ним.

Пушкин даёт куда более пронзительное объяснение духовным изменам Вольтера: «Вольтер во все течение долгой своей жизни, никогда не умел сохранить своего собственного достоинства». Своё суждение о Вольтере Пушкин завершает отнюдь не осуждением Вольтера: «Что из этого заключить? Что гений имеет свои слабости, которые утешают посредственность, но печалят благородные сердца, напоминая им о несовершенстве человечества; что настоящее место писателя есть его учёный кабинет и что, наконец, независимость и самоуважение одни могут нас возвысить над мелочами жизни и над бурями судьбы».

Совсем иной вариант судьбы гениального художника находит Пушкин в Мильтоне, знаменитом авторе «Потерянного рая». К Мильтону у Пушкина особая симпатия, потому что Мильтон принадлежит к гонимым гениям, которые, как Пушкин в том уверен, служат украшением всей всемирной литературы. Наиболее безбожно обошлись с Мильтоном во Франции, где такие крупнейшие писатели, как Виктор Гюго и Альфред де Виньи, нарисовали его облик в совершенно искаженном виде, первый - в драме «Кромвель», второй - в романе «Сен-Мар». Оба изобразили Мильтона в таком виде, что он выглядит «жалким безумцем» и «ничтожным пустомелей». Пушкин отважно заступился за Мильтона, как друга и сподвижника Кромвеля, как человека, преданного до конца своим высоким идеалам, - он «в бедности, в гонении и в слепоте сохранил непреклонность души и продиктовал «Потерянный рай».

О каком бы гениальном художнике мира ни заходила речь у Пушкина, он оценивает его в первую очередь с точки зрения того, насколько он дорожит собою как человек. Блистателен его панегирик Шатобриану, который предпочёл сохранение чистой совести ценой потери художественного успеха.

«Первый из современных французских писателей, учитель всего пишущего поколения, бывший некогда первым министром, несколько раз посланником, Шатобриан на старости лет перевёл Мильтона для куска хлеба. Каково бы ни было исполнение труда, им предпринятого, но самый сей труд и цель оного делают честь знаменитому старцу. Тот, кто, поторговавшись немного с самим собою, мог спокойно пользоваться щедротами нового правительства, властию, почестями и богатством, предпочел им честную бедность. Уклонившись от палаты перов, где долго раздавался красноречивый его голос, Шатобриан приходит в книжную лавку с продажной рукописью, но с неподкупной совестию. После этого что скажет критика?».

Бурсов Б.И., Судьба Пушкина, Л., «Советский писатель», 1989 г., с. 288-289.