Ошибки при внедрении инноваций
Ошибки при внедрении инноваций
Распад социального движенияРаспад социального движения
Отрицательное восприятие новогоОтрицательное / негативное восприятие нового
X
Провал внедрения идеи «гармонической личности / общества» в деятельности народников в XIX веке
«Нигилисты оказались в тупике на пути претворения в жизнь идеалов «нового человека». Сделалось очевидным, что для позитивной деятельности критики недостаточно, мало и веры только в собственный разум, нужна ещё какая-то точка опоры. Под знаком поиска этой точки опоры прошли все 1870-е годы, когда интеллигенция стала вплотную к крестьянской массе, в которой, казалось, «зреет какая-то формула новой жизни».
Пореформенное поколение вёл за собой идеал гармонической личности,живущей своим трудом в гармоническом обществе. Искры такого бытия находили в устоях крестьянского «мира». […]
Пытаясь объяснить феномен народничества, недостаточно рассматривать его как «своеобразный этап русской революции» или как направление общественной мысли. Народничество нельзя ограничить рамками какой-либо жёсткой теоретической схемы не только потому, что с идейной точки зрения оно не было монолитным, но и потому, что существенной его чертой было особое настроение, захватившее самые широкие слои образованного общества.
Приверженцы теории «общинного социализма», согласно которой Россия на своем историческом пути движется в том же направлении, что и Европа, но придёт к справедливому общественному устройству, минуя капитализм с его «язвой пролетариатства», опираясь на крестьянский «мир», стремились отдать народу долг «образованного меньшинства», избавить его от социального гнёта и экономической отсталости.
Одни видели спасение в рационализации рутинного хозяйства, создании школ и больниц, другие - в организации «всеобщего бунта» по М.А. Бакунину, сквозь очистительный огонь которого русский МУЖИК, «социалист по инстинкту», проведёт Россию к новой жизни.
Те кто не разделял тезиса Бакунина о готовности масс к социальному перевороту, шли за П.Л. Лавровым, призывавшим интеллигенцию к планомерной пропагандистской работе.
Исходя из общего представления о том, что все люди по сути своей одинаковы, наставники пореформенной интеллигенции - Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов - полагали, что отмена крепостного права должна создать простор для «естественных инстинктов» народа, сходных со стремлениями передовой интеллигенции. Отсюда следует и «совершенно лёгкая» для образованного человека возможность сблизиться с народом, найти с ним общий язык - достаточно не держать себя барином.
На собственном горьком опыте народникам пришлось убедиться в правоте Д.И. Писарева, который ещё в начале 1860-х говорил, что «интеллигенцию и мужика разделяет пропасть». К концу 1870-х стало ясно, что к «осёдлой» пропаганде крестьяне восприимчивы не более чем к «летучей». Аресты же ожидали не только «вспышкопускателей», но и тех, кто ходил в народ «для рекогносцировки» по стопам «Рублевого общества» (конец 1867 - весна 1868).
Некоторое число юношей, жаждавших «уплатить долг народу», среди которых, кстати, был Герман Лопатин - тот самый, который после дегаевско-судейкинского погрома начала 1880-х пытался реанимировать «Народную волю», - собирались сделаться кочующими сельскими учителями. Попутно они планировали беседовать с крестьянами на исторические и политические темы, распространять литературу - исключительно легальную и провести подворное статистическое описание.
Власти вмешались раньше, чем всё это вышло из области фантазий. «Прежде жандармерия открывала часть того, что происходило на самом деле, - писал Лопатин, - а теперь она предвосхищает у вас ваши лучшие идеи и планы, прежде чем они успели принять у вас в голове определённые формы!». До суда не дошло, члены «Рублёвого общества» отделались разными сроками административной ссылки. Так поступали всегда, когда отсутствовал формальный состав преступления - нельзя же, в самом деле, судить за намерения. А наказывать можно и должно. Судя по показаниям несостоявшиеся просветители хотели ознакомить крестьян с действительно небесполезными в народной жизни. […]
Трудно винить почти поголовно неграмотных людей. Но как же нелегко было образованному человеку ужиться с ними в условиях «грубой окружающей среды, убийственной скуки и отсутствия общества». Когда стёрлась яркость новых впечатлений, «прохожий рабочий» Николай Морозов ощутил тоску «по оставленным где-то вдали людям своего круга, вполне разделяющим мой душевный порыв, каждое моё чувство, каждое настроение, с которыми я говорил не по выработанному раз навсегда шаблону, а так как придёт мне на душу, обсуждая каждую возникшую мысль вместе, как равный с равным».
Многие не выдерживали убожества деревенского быта и примитивности нравов - повседневного существования вне цивилизации.
А.П. Романов, исследовавший воспоминания сельских учителей последней четверти XIX - начала XX века, приводит массу материала на эту тему. Учитель Максимов среди зимы оказался погорельцем и жил «в холодной», предназначенной для содержания арестантов. Соседями его коллеги, благовоспитанной барышни, выпускницы епархиального училища, в избе вдовы-крестьянки были телята и прочая живность, а время от времени и сердечный друг хозяйки. У некоторых городских жителей организм чисто физиологически не принимал крестьянскую пищу - «кишка тонка», говорили в деревне; сами же они готовить не умели.
У большинства вообще отсутствовали навыки самообслуживания, зато сильны были представления о том, что определёнными домашними делами образованному человеку самостоятельно заниматься не пристало.
Попадались и такие, кто стремился водрузить в деревне знамя прогресса во что бы то ни стало, не считаясь с особенностями культуры крестьянства. «Учительница не смогла найти общего языка с крестьянами, не желая приспосабливать свои привычки, образ жизни и способ общения к деревенским обычаям. Со всеми переругалась. Разместившись на жительство в крестьянской избе, она начала учить хозяев все делать по-разумному: вести хозяйство, дом содержать в чистоте. Ничего не вышло. Многочисленные переезды с места на место. В результате всех этих мытарств - разочарованная она вернулась в город, заявив, что не хочет жить в «тупой среде дикарей».
Раздражало, что дети не знают самых «элементарных» вещей: своих полных имен и фамилий, правой и левой руки. Не могут определить, где верх, а где низ. Вместо молитв «бессмысленно бормочут господи сусе». Не в состоянии ответить на вопрос, «какой веры твои родители?». При этом учитель не спрашивал себя, зачем в деревне всё это знать. «Субкультура интеллигенции, - отмечает исследователь этого феномена, - по-своему довольно агрессивна, она претендует на монополию, отрицая подчас идею множественности культур. Недостижимый идеал «интеллигенции» - усвоение её культуры всем «народом» вследствие «прогресса».
Это, безусловно, мало способствует взаимопониманию.
Помимо проблем с властями и сложностей общения с народом «новым людям» в их высоком служении приходилось преодолевать ещё одно серьезное препятствие - собственную натуру.
Глеб Успенский говорил о «деформирующем воздействие на личность общих социально-исторических условий русской жизни», которые воспитывают человека вне сознания ценности собственной личности (а значит и личности ближнего). Интеллигент, как и любой российский обыватель, был приучен «жить под давлением каких-то непомерно огромных ... обязанностей и ни во что не ставить свою личную жизнь», служащую лишь материалом для «увенчания здания» «российской государственности.
Такое «систематическое умерщвление личности» приводило русского образованного человека к готовности раствориться в некоем абстрактно понимаемом деле общего будущего «благоустроения». Но масса «деятелей», никогда «по-человечески» не относившихся к самим себе, не могла прислушаться к конкретным материальным и духовным нуждам тех отдельных людей, общее благо которых составляло их заботу. Интеллигент, способный «пропасть» за идею служения народу, терялся в деревне, «видя это коллективное «мы», размененное на фигуры мужиков». И вместо «простого, внимательного удовлетворения простых человеческих потребностей» получалась какая-то безрезультатная тягота.
Кроме того, все это было слишком обыденно, буднично, скучно - какие ещё подобрать определения! А.А. Левандовский, автор целого ряда тончайших исследований по отечественной истории, пишет о «подспудных ощущениях, от которых русский интеллигент никогда не мог отделаться. Стоило ли выбиваться из рутины повседневной жизни, стоило ли пестовать в себе гордую личность и культивировать интеллект, чтобы со всем этим богатством погрузиться всё в ту же унылую рутину? Ощущение своей собственной значимости, избранности препятствовало этому непреодолимо».
Неудовлетворённость, нетерпение и нетерпимость становились спутниками «нового человека».
Да и «Око Государево», как мы успели убедиться, не разглядело мирного, созидательного потенциала культурной работы народников в деревне. Реакция правительства на деятельность разночинной интеллигенции была столь же неадекватной, сколь и недальновидной. Месяцы и годы тюрьмы, которые для одних кончались сумасшествием или смертью, а для других становились школой политической борьбы; административные высылки; исключение из учебных заведений; полицейский надзор и прочие «репрессии, непропорциональные преступлениям», надолго вырывали молодых людей из мирной обыденности, вызывали ожесточение и укрепляли решимость идти по революционному пути».
Щербакова Е.И., «Отщепенцы». Путь к терроризму (60-80-е годы XIX века), М., «Новый Хронограф», 2008 г., с. 98 и 109-111.
