История элитологии по Г.К. Ашину [продолжение]
Итак, идеальная модель государства у Платона включает в себя: строгое разделение на классы; абсолютное превосходство господствующего класса, для чего он обладает монополией на образование и другими привилегиями; наконец, отождествление судьбы государства с судьбой правящего класса. Классы, а лучше сказать касты, отделены друг от друга жесткими социальными перегородками, правители не смешиваются с управляемыми, даже живут обособленно. Тем не менее, как мы видели, Платон допускает как исключение перевод неспособных потомков правителей и стражей в низшие касты и, наоборот, детей, обладающих редкими талантами, из низших каст в высшие. Ссылаясь на это положение Платона, американские исследователи элитарных теорий К. Прюит и А. Стоун называют Платона предшественником теории циркуляции элит.
Свое «идеальное государство» Платон противопоставлял демократии, в которой осуществляется власть «сильного зверя» - черни, демоса. Он особенно опасался, что демос - те, кто трудится своими руками, «всего многочисленнее и при демократическом строе всего влиятельнее». Различая три основных формы правления - монархию аристократию и демократию, он делил каждую ещё на подтипы: монархия может быть законной или насильственной (тиранией), аристократия как власть немногих может быть владычеством лучших (аристократия) или худших (олигархия), однако, острее всего его критика демократии, вырождающейся в охлократию. В его «идеальном государстве», как и в олигархии, властвуют немногие, но, в отличие от олигархии, этими немногими являются «достойнейшие», действительно способные управлять государством в силу природных задатков и многолетней тренировки, поэтому «идеальное государство» - воплощение справедливости, разумеется, справедливости с точки зрения касты правителей).
Мы более подробно остановились на концепции Платона не только потому, что она достаточно рельефно обнажает идеалы элитаризма, но и потому, что она оказала огромное влияние на элитаристов XX века. Сошлемся на американского политолога Г. Меджида, воспроизведшего схему социально-политической структуры общества Платона. По Меджиду, говорить о том, что демократическое общество способно функционировать без элиты, можно только в целях политической демагогии; на деле общества различаются лишь составом, мобильностью элиты и принципами её пополнения. Меджид предлагает целую систему элитарного воспитания, которое увековечивало бы дистанцию между элитой и массами. Общество он делит на три части: массу, элиту и философскую сверхэлиту. Для каждой из этих страт уровень образования должен быть различным, как и объем информации, который они получают. Отношение между уровнями образования этих категорий должно быть примерно таким, каково отношение между уровнями водителя автомашины, механика и инженера. Первый уровень - для масс - уровень водителя, которому объяснили, какую кнопку или педаль нажимать в том или ином случае. Второй уровень - для элиты - уровень механика, который понимает сущность действия машины, принципы работы мотора, взаимодействия частей и т.д. И третий уровень - для философской сверхэлиты уровень инженера-конструктора, который может конструировать машины, изменять их.
Первый уровень должен включать «обучение на основе тщательно написанной истории, рассказов о героях путем примера или принудительного ритуала». Главное здесь - воспитание в массах лояльности существующей системе, причем эту лояльность нужно воспитывать с детства, прежде чем молодежь достигнет уровня интеллектуальной зрелости и умения критиковать. Второй уровень - воспитание элиты или лидерства (для Меджида это «демократическая формулировка одного и того же понятия»). Тут надо выйти за пределы мифов и стереотипов - элита должна знать политическую «кухню», закулисную сторону государственного механизма. Воспитание элиты должно быть «реалистичным», её надо избавить от «политической болтовни», годной лишь для оболванивания масс, и научить искусству командовать массами. Третий уровень - воспитание философской сверхэлиты, которая вырабатывает истинное и полное понимание социальной жизни. На этом уровне достигается «истина о политических проблемах, истина об основах политической жизни как нормативных, так и действительных». Не правда ли, все это весьма напоминает рецепты Платона?
Большую известность приобрела аристотелевская классификация форм правления по числу лиц, которым вручена власть: власть одного, монарха, и её деградировавшая форма - тирания; аристократия - власть немногих, лучших (основное качество их - достоинство) и её деградировавшая форма - олигархия (среди её характеристик Аристотель на первое место ставит богатство); власть большинства - полития (республика), власть в ней основана на законе, правительственные должности достаются и бедным, лишь бы они были достойны; её негативной формой является демократия, где власть находится в руках неуправляемой толпы». Аристотель разделяет власть господскую и политическую. Душа властвует над телом, как господин, а разум - над нашими стремлениями, как государственный муж. Характерно высказывание Аристотеля о том, что «только те государственные устройства, которые имеют в виду общую пользу, являются, согласно со строгой справедливостью, правильными: имеющие же в виду только благо правящих - все ошибочны и представляют собой отклонения от правильных; они основаны на началах господства, а государство есть общение свободных людей». Можно сказать, что взгляды Аристотеля более прогрессивны по сравнению со взглядами Платона.
В средние века учение церкви о небесной и земной иерархии оправдывало крепостнические, сословные порядки: безропотное повиновение масс феодальным правителям утверждалось церковью как безусловная добродетель. Иоанн Солсберийский отождествлял государство с человеческим организмом, утверждая, что в этом «теле» духовенство - душа, правители - голова, крестьяне - ноги (кстати, эта мысль близка приведенному выше положению ведической мифологии). Другой средневековый богослов - Фома Аквинский, канонизированный католической церковью, проповедовал, что подданные должны безропотно нести «свой крест», подчиняясь «богоизбранным» правителям. При этом он добавлял, что подчиняться им следует лишь в телесных действиях. Во внутренних же движениях души следует «повиноваться лишь богу». Все это весьма устраивало феодальных правителей. Весь мир Аквинат представлял по образцу феодальной системы в виде иерархической лестницы «люди - ангелы - святые - бог».
Если обратиться к идеологам Возрождения, наиболее ярки и оригинальны, безусловно, работы Никколо Макиавелли. Его взгляды на проблему отношений правителей и подданных отличаются противоречивостью. С одной стороны, он выступал против феодалов, тормозивших объединение Италии, с другой, он более всего опасался бунта вышедших из повиновения масс: «Не существует ничего более ужасного, чем разнузданные, лишенные вождя массы, и вместе с тем, нет ничего более беспомощного». Он ищет оптимальное соотношение между правителями и народом и видит его в сильной власти. В то же время Макиавелли осуждает тираническую власть, развращающую правителей и массу, которая, привыкнув терпеть тирана, становится «холуйской, лицемерной». Хотя личность политического вождя оказывается в центре внимания Макиавелли, он, в отличие от своих предшественников, не сводит политический процесс только к деяниям героев, в его представлении он весьма многокрасочен. Макиавелли различает активных и пассивных участников исторической драмы: это и монарх, и дворянство, и простолюдин, выходящий на городскую площадь и поддерживающий государя, или бунтующий против него офицер, участвующий в военном столкновении, ростовщик, субсидирующий политика, церковный деятель и т.д. Он рисует яркие психологические портреты лидеров; их действия стимулируются главным образом дурными страстями, врождёнными, исконно присущими людям. Они «неблагодарны, изменчивы, лицемерны, трусливы перед опасностью, жадны до наживы». Макиавелли готов оправдать аморальные средства, при помощи которых правители достигают власти. При этом власть - не только ценность в себе, но средство для достижения определенных политических целей. Чтобы властвовать, правители должны знать главные стимулы человеческой деятельности (а это, по Макиавелли, жажда власти и обладание имуществом), изучать и использовать в своих интересах вкусы, наклонности, слабости толпы и благодаря этому господствовать над ней. Подданные должны бояться правителей, платить налоги, поставлять рекрутов.
Интересна типология методов правления, предлагаемая Макиавелли, которые обеспечивают эффективность власти: это - «львы» - решительные правители, опирающиеся на силу, и «лисы» - гибкие политики, для которых характерны ловкость, притворство, хитрость, это мастера переговоров и закулисных интриг. Решая дилемму, на кого государю делать ставку из двух борющихся сил - на народ или на знать, Макиавелли однозначно выбирает народ. Он пишет: «...нельзя честно, не ущемляя других, удовлетворить притязания знати, но можно - требования народа, так как у народа более честная цель, чем у знати: знать желает угнетать народ, а народ не желает быть угнетенным».
Государю надлежит быть в дружбе с народом, иначе в трудное время он будет свергнут: «он никогда не обманется в народе и убедится в прочности подобной опоры». Хотелось бы обратить внимание ещё на одну глубокую, не оцененную до конца мысль Макиавелли, последовательное развитие которой приводит к выводу о том, что власть предпочтительнее доверять тому, кто к ней менее рвется, доверять не явно выраженным честолюбцам, но тем, кто отчасти этой властью тяготится. Поскольку в каждой республике, рассуждает Макиавелли, есть люди знатные и народ, интересы которых обычно противостоят друг другу, возникает вопрос, кому лучше доверять власть: «...охрану какой-либо вещи надлежит поручать тому, кто бы менее жаждал завладеть ей. А если мы посмотрим на цели людей благородных и худородных, то, несомненно, обнаружим, что благородные изо всех сил стремятся к господству, а худородные желают лишь не быть порабощенными и, следовательно, гораздо больше, чем гранды, любят свободную жизнь, имея меньше надежд, чем они, узурпировать общественную свободу». Макиавелли делает вывод о том, что интересы народа гораздо больше совпадают с интересами государства. Он отнюдь не идеализирует народ, который, как и государь, и аристократия, подвержен влиянию обстоятельств, хотя и в меньшей степени, чем первые. Он утверждает, что «народ, который долго и смиренно терпит тиранию власти или иностранное иго, - это развращенный народ, утративший драгоценный дар богов - свободолюбие, независимость, честность, смелость». […]
