Интуиция, инсайт
Различные эффекты, связанные с интуицией человека
Изменённые состояния сознанияИзменённые состояния сознания человека
РелигииРелигиозные воззрения, явно повлиявшие на культурный процесс…
X
Определение Откровения по С.С. Аверинцеву
«Первой предпосылкой концепции Откровения является распространённое уже на примитивных ступенях политеизма представление о том, что особые избранники - колдуны, шаманы, духовидцы, сивиллы и т. п. - в состоянии транса могут говорить от лица высшей силы, временно вытесняющей их личность. Из этой архаической практики развивается прорицание, у языческих культурных народов принимающее весьма сложные и регулярные формы (например, оракулы в Греции).
Однако в рамках политеизма понятие Откровения было ещё невозможным. В языческой мифологии божество есть интегрирующая часть космоса, хотя и наделённая в избытке природными силами, но ограниченная и подвластная космической закономерности. Внушаемые таким божеством прорицания хотя и более авторитетны, чем заурядные источники человеческого знания, но принципиально от них не отличаются: во-первых, сфера божественного внушения не отделена от сфер чисто человеческой активности (например, поэтическое творчество в раннюю эпоху осмыслялось как результат такого внушения, что не находилось в противоречии с мирским характером греческой поэзии), от области простого гадания и т. п., во-вторых, для язычества характерно представление, что бог может намеренно солгать (сравните сон Агамемнона у Гомера, «Илиада», книга 2, и слова Муз у Гесиода, «Теогония», ст. 27), а если и захочет открыть истину, должен считаться с запретами судьбы (сравните Геродот 1,91,2); слова этого бога неизменно двусмысленны, он, по выражению Гераклита (В 93), «не высказывает и не утаивает, но намекает».
На всём протяжении греко-римской полисной классики содержание предсказаний оракулов оставалось в рамках чисто утилитарных вопросов и чуждалось умозрительной проблематики.
Следующая необходимая предпосылка концепции Откровения - идея сверхчувственной реальности, требующей столь же внечувственного, внеэмпирического познания. Эта тема развита в тех областях древнегреческой (элеаты, традиция Платона) и древнеиндийской (традиция веданты) философии, где имеет место спекулятивная работа над понятием абсолютного бытия сравнительно с которым мир чувственного опыта (а также мир древней мифологии, не отмежёванный от эмпирии) оказывается «кажимостью», «заблуждением» […] Для того чтобы выйти за пределы окружающей человека «кажимости» и достичь знания об истинно-сущем, необходимо исключительное озарение (Парменид облекает эту мистифицированную гносеологию в форму поэтического мифа о странствии философа за пределами космоса). Само понятие истины трансформируется: внеэмпирическая «истина» должна раскрыться в напряжённом самоуглублении.
На идее сверхчувственного познания зиждется и буддизм. Однако всё это ещё не есть Откровение; «сущее» элеатов, Платона, веданты безлично и потому пассивно; если человеку и удается прорвать эмпирическую «иллюзию» и познать «истину», то он обязан этим собственному самоуглублению или же учителю, личность которого, какой бы сверхчеловеческой она ни мыслилась, всё же не тождественна самому абсолютному бытию.
Для того чтобы идея Откровения получила завершение, необходимо, чтобы это «истинно-сущее» бытие приобрело личностное осмысление: оно должно не только быть объектом «исканий» для человека, но и само активно «искать» его и «открываться» ему (ср. слова Бернарда Клервоского об отношениях Бога и человеческой души: «Ты не искала бы, если бы тебя самое прежде не искали»). Этот шаг был впервые сделан в иудаизме: ветхозаветный Бог - это не столько «сущий», сколько «живой», «действующий» Бог, не столько объект созерцания, сколько субъект воли, некоторое «Я» (это определяется отчасти уже спецификой значения древнееврейского глагола haya, употреблённого в знаменитой самохарактеристике Яхве - Исх. 3:14 сравнительно с древнегреческим глаголом eivou - «быть»). Именно эта персональное иудейского Бога делает возможной идею Откровения: Бог «открывает» (gala) человеку тайны мира и Свою волю в акте личностной «милости» (hen) и человек обязан в ответ на это «уверовать» (he'emin). Наибольшей четкости понятие Откровения достигает в позднем (т. н.«раввиническом») иудаизме; в талмудическом трактате «Сангедрин» дана чёткая формула святости «писания», говорится о том, что содержание Откровения всегда одно и тоже, но варианты вносятся личностью воспринимающего Откровения, т. е. пророка и т. п. Из иудаизма сложившееся понятие Откровения переходит в христианство и ислам.
Для христианства высшее Откровения есть сам Христос, в личности которого непосредственно раскрыты как абсолютное бытие, так и абсолютная истина этого бытия, как бы его смысловая формула, логос (см. Ин. 14:6: «Я есмь... истина»).
Структура идеи Откровения в соответствии с общим иерархическим мировоззрением средневековой теологии в Откровения также различается несколько уровней. Высшая реализация Откровения - «писание» (соответственно Ветхий Завет, Новый Завет и Коран), причём даже в пределах канона «писания» возможна субординация: в христианстве Новый Завет оценивается как Откровения высшего уровня сравнительно с Ветхим Заветом. Но к «писанию», по ортодоксальным средневековым учениям, невозможно подойти, минуя низшую ступень Откровения - «предание» (в иудаизме - Талмуд, в христианстве - тексты Отцов Церкви, в исламе – сунна).
В противоположность этому пониманию Откровения оппозиционные группы или отрицают «предание» и требуют возвращения к «писанию» (в иудаизме - караимы, в исламе - различные секты и весь шиизм, в христианстве - ереси, подготовившие Реформацию), или толкуют Откровения как незамкнутый, длящийся диалог Бога с людьми, как процесс (так, Иоахим Флорский учил о «вечном Евангелии», которое будет высшей формой Откровения и отменит «писание» обоих заветов).
Незамкнутая концепция Откровения предполагает, что любой человек способен, помимо канонического «писания» и охраняющей его церковной иерархии, общаться с Богом и получать от него Откровения. Обе эти идеи проходят красной нитью через учения средневекового сектантства и получают затем выражение в протестантизме с его подчеркнутой ориентацией на Библию и в то же время с его учением о том, что Бог всегда может непосредственно обратиться к душевным глубинам человека, минуя все внешние инстанции. […]
Когда идея Откровения вместе с христианством проникла с Востока в сферу греко-римской культуры, она сразу же оказалась в резком противоречии с античным интеллектуализмом: по словам, приписываемым апостолу Павлу (1 Кор. 1:22-23.), для «эллинов», которые «ищут мудрости», христианская проповедь об Откровения есть «глупость». Перед христианами, уже принявшими идею Откровения , встал вопрос: не делает ли Откровения дальнейшие философские искания ненужными?
Ряд христианских авторов отвергает всякий контакт между верой и философским рационализмом: «Что общего у Афин и Иерусалима? У Академии и Церкви?» - вопрошает Тертуллиан (De praescr. haeret., 7).
Ввиду неконструктивности этого подхода Ориген предлагает другое решение: Откровение должно дать как бы сумму аксиом для рационалистической рефлексии, и принятие этого Откровения на веру не завершает, а открывает путь познания: «есть огромная разница между осмысленной верой и голой верой».
Этот же подход характерен и для средневекового теологического рационализма: для Анселъма Кентерберийского, например, Откровение есть предпосылка научного познания: «Я не стремлюсь понять, чтобы уверовать, но верую, чтобы понять» (Proslogion, I). По словам Фомы Аквинского, «как теория музыки принимает на веру основоположения, преподанные ей математикой, совершенно так же теология принимает на веру основоположения, преподанные ей Богом» («Summa theologiae», Qu. I, art. 2).
Выступая против т. н. теории двойственной истины, Фома решительно отрицает возможность какого-либо противоречия между тезисами Откровения («сверхразумные истины») и тезисами рационалистического умозрения («разумные истины»), которые призваны дополнять друг друга. Более радикальная точка зрения, согласно которой всё содержание Откровения может быть выведено путём логического конструирования (Иоанн Скот Эриугена, Беренгар Турский, Абеляр), обычно расценивалась как еретическая.
В Новое время протестантизм резко выступил против теологического рационализма схоластики; если протестантские концепции до некоторой степени эмансипируют разум от Откровения , то тем в большей степени они эмансипируют Откровения от разума (сравните слова Лютера о теологизирующем разуме как «блуднице дьявола»).
Рационализм XVII века (особенно Спиноза) и просветительство XVIII века подвергли самый принцип Откровения уничтожающей критике.
Понимание Откровения как радикального упразднения всех основ рационализма было снова принято Кьеркегором, однако в целом для рационалистической религиозности XIX века характерно растворение Откровени в общей сумме «духовных прозрений человечества» - по типу гегелевского тезиса о человеческой истории как самораскрытии абсолюта. […]
Специфически американским явлением остается фундаментализм, который в своей апологии идеи Откровения требует принятия на веру всего содержания Библии в возможно буквальном смысле.
Но в целом теологизирующая философия Запада ищет более утончённый подход к проблеме Откровения постулируя для Откровения особый уровень, в пределах которого оно избавляется от возможности столкновения с критическим разумом».
Аверинцев С.С., София-Логос. Словарь, Киев, «Дух и Литера», 2006 г., с. 336-340.
