«По мировоззрению еврейская семья Дизраэли была типично английской и отчаянно монархической. В доме преклонялись, например, перед Стюартами. Отец писал биографию Карла Стюарта и говорил маленькому Бенджамину, что убиенный король - гораздо более мученик, чем тиран.
В 13 лет Бенджамин по предложению отца принял крещение. Но и для крещёных евреев в Англии существовала масса ограничений.
В школе Бенджамин проявил себя как несомненный лидер - организовал самодеятельный театр, который все полюбили. Ребята тянулись к Бенджамину, но время от времени он слышал: «Ты, с твоей оливковой кожей, ты совсем на англосакса не похож! Ты иностранец, чужеземец! Доколе мы будем ходить в этот театр, где верховодит чужеземец?!» Ему пришлось кулаками отстаивать свою независимость. Кстати, он, никого не ставя в известность, в течение нескольких месяцев успешно занимался боксом. И своих обидчиков он отделал так, что его пришлось немедленно забрать из этой школы.
С тех пор его метод - самообразование. Библиотека отца насчитывала примерно 25 тысяч томов. Бенджамин проработал античную литературу (очень любил Плутарха), литературу эпохи Просвещения. Сохранились рассказы о том, как мальчик 14-15 лет выходил из библиотеки отца под грузом книг и никак не мог их унести: они сыпались, а он их поднимал. В ранней юности Дизраэли задавался вопросом: «Кем лучше быть - Гомером или Александром?» На меньшее он не был согласен.
У него имелись определённые данные для Гомера - бесспорные литературные способности, которые проявились очень рано. Но его тянуло к общественной деятельности, карьере. Непрерывно занимаясь самообразованием, он просидел несколько лет в финансово-юридической конторе. Правда, он выделялся на фоне своей буржуазной среды.
На нём всегда был безумно яркого цвета жилет с большим количеством разных цепочек, башмаки с бляшками, розочками, чуть ли не с колокольчиками. Он отрастил роскошные длинные кудри. Он вообще был очень красив, судя по юношеским портретам, напоминал Байрона. Вероятно, он сознательно играл Байрона, зная, что европейское общество увлечено этим образом. И даже баловался стихами. Но сходство было, конечно же, чисто внешним.
Во-первых, Байрон - настоящий аристократ, каким Дизраэли никогда не стать. Во-вторых, Байрон - абсолютный революционер, защитник интересов простого народа. Он бросается в страну, где идёт битва за свободу: сначала в Италию, потом в Грецию. И отдаёт жизнь за свободу. А Дизраэли в эти годы называет народ стадом и очень далёк от какой-либо заботы о нем.
Шокируя общество своим внешним видом, Дизраэли поступал правильно: о нём начинают говорить, он попадает в дневники и переписку современников. Его критикуют, но не отвергают. Тогда он решается на своё первое предприятие - организует газету. Всё было придумано отлично. Удалось привлечь к работе зятя самого Вальтера Скотта. Но успеху мешал неприятный характер Дизраэли и его экстравагантный образ жизни, особенно то, что он начал делать долги. В английском обществе это всегда осуждалось. В итоге его отстранили от дела, которое он затеял. Это был тяжёлый удар.
Однако Дизраэли не растерялся окончательно. Он бросился писать. Так появился его первый роман «Вивиан Грэй» - о молодом человеке, критически настроенном по отношению к высшему свету, в который так рвался сам Дизраэли. Роман был опубликован анонимно. В обществе спорили об авторстве. Когда же выяснилось, что над светом зло шутит двадцатилетний юнец, его просто выгнали вон.
Глубоко расстроенный (всё погибло, замысел стать великим человеком не состоялся!), он отправился в длительное путешествие. Отсутствовал почти полтора года. Посетил несколько стран. Побывал в Албании, Греции, Турции, Палестине, Египте и написал много интересных заметок. Эти впечатления отразились потом в его книгах, где он рассуждал о взаимодействии цивилизаций Востока и Запада, о возможности взаимного обогащения. Правда, реализацию этих возможностей он видел в колониальной политике.
К тридцати годам Дизраэли наконец сделал выбор: не поэт, как Гомер, не воин, как Александр, - он политик. Это и понятно. Первый литературный опыт слишком дорого ему стоил. А эпохи великих завоевателей уже ушли в прошлое. Зато после состоявшихся в XVII-XVIII веках великих революций активно отрабатывались механизмы буржуазной демократии, либеральной и консервативной. Это происходило в спорах, борениях, здесь было поприще для деятельности. В частности, в Англии разворачивалась полемика вокруг избирательной реформы. Обсуждалось, все ли граждане должны участвовать в выборах, достойно ли сохранять имущественный ценз или это ущемление демократических прав.
Дизраэли включился в политическую борьбу. В этот период он сделал такую запись: «Великие люди - это люди огромной энергии, неудержимой воли, которые рассматривают подобные себе человеческие создания просто как инструменты, при помощи которых они могут построить пьедестал для своего исключительного памятника». Он составил для себя программу, которую потом строго выполнял. […]
Юная принцесса Виктория, ставшая затем английской королевой, поначалу совершенно не принимала Дизраэли. И принц Альберт, её обожаемый супруг, взял да и обронил: «Дизраэли - не джентльмен». По сути, так оно и было. Например, когда Дизраэли морально изничтожал своего предшественника, премьер-министра Пиля, - а это был образец джентльменства, - бичевал его ужасными острыми фразами и заявил: «Я никогда ни о чём не просил у Пиля». Это была ложь. Просил, в письменной форме просил! Существовало его письмо к Пилю и письмо его жены, умолявшей Пиля: «Дайте какой-нибудь пост моему мужу, только не говорите, что я написала». Как гласит молва, у Пиля это письмо было в кармане, но он, джентльмен, не вынул его и не счёл возможным использовать парламентскую трибуну Англии для сведения личных счётов. Он опустил голову и закрыл глаза шляпой.
Как же Дизраэли удалось преодолеть такой барьер, как неприязнь к нему королевы Виктории и принца Альберта? Началось с того, что Дизраэли по-другому, нежели все его предшественники, стал выполнять одну скучную парламентскую обязанность. Он должен был писать для королевы отчёты о парламентских сессиях, о дебатах, которые там происходили. Виктория, женщина не очень интеллектуальная, страдала от необходимости читать эти тексты, написанные казённым, протокольным стилем. А Дизраэли стал составлять эти отчёты хорошим литературным языком, живо, эмоционально. И отношение к нему королевы начало меняться. Он, как всегда, достиг всего личными усилиями.
Кроме того, он использовал лесть. У него есть такая запись: «Люди очень любят лесть. Королям надо льстить по-королевски». И он обращал к Виктории такие слова: «Вы фея, вы волшебница». Причём когда он стал премьер-министром (в 1868 году – Прим. И.Л. Викентьева), она уже была не очень молода, родила детей, стала грузной и мало походила на фею…»
Басовская Н.И., Человек в зеркале истории. Красавицы. Злодеи. Мудрецы, М., «Олимп»; «Астрель», 2009 г., с. 429-431 и 434-435.