Символы и метафоры неудавшейся творческой деятельности
X
Символы и метафоры неудавшейся творческой деятельности
X
В эпоху Ренессанса личные демоны явно входят в моду.
«Иногда домашний демон фигурировал здесь в качестве пленника, лишённого своим хозяином свободы посредством какого-нибудь магического средства; иногда, напротив, он имел статус друга и советчика, пользующегося большой свободой и уважением хозяина.
Воден рассказывает о человеке, которого всегда и везде сопровождал личный демон, дававший ему советы в весьма своеобразной форме: он бил своего «хозяина» по левому уху, если тот поступал правильно, и тянул за правое, когда тот собирался совершить ошибку.
Франческо Пико делла Мирандола (отец известного гуманиста), рассказывает о неком Бенедетто Берна, прожившем со своим личным демоном по имени Гермелин сорок лет: «Этот человек ел, пил и беседовал со своим демоном, который, будучи невидим для окружающих, сопровождал его повсюду; так что чернь, неспособная понять такие вещи, решила, что он свихнулся». […]
Парацельс своего домашнего демона по имени Азот держал в хрустальном яблоке, украшавшем рукоять его знаменитой шпаги. Он отождествлял этого демона с Меркурием Жизни алхимиков; слово virescit («растёт, развивается») на кристалле шпаги означает животворную силу субстанции, в нём заключённой.
Враги Генриха III, сына Екатерины Медичи, приписывали ему дружбу с демоном по имени Террагон. В анонимном памфлете «Упрёки Генриху Валуа в ужасных вещах...», обращенном напрямую к королю, утверждается, что ведьмы, обосновавшиеся в Лувре, «дали вам личного демона по имени Террагон. Вы знаете, что завидев Террагона, вы называете его своим братом... Вы знаете, Генрих, что Террагон дал вам кольцо, и что в камне этого кольца отображена ваша душа...».
Чернокнижник Пьетро д'Абано или Апоне (ок. 1250-1316) обрёл знание семи свободных искусств благодаря семи демонам, которых он держал в бутылях.
Интеллектуальный личный демон часто служил своеобразной психологической мотивацией научного знания, успеха научного эксперимента, - мотивацией, которая причудливо сосуществовала с другой, чисто религиозной: так, алхимик мог ставить успех своей процедуры в зависимость от действенности молитвы, но мог и полностью полагаться на помощь своего личного демона, которого держал в какой-нибудь склянке и показывал желающим, как, например, это делал берлинский алхимик Турнейссер.
В таком демоне, мудром и всеведущем, слились черты неоплатонического демона, посредующего между земным и небесным миром, и каббалистических демонов, которые, летая по воздуху, способны приближаться к «князьям зодиака» и получать от них предсказания о будущем (по мнению испанского раввина Нахманида, XIII в.).
Джероламо Кардано развил, на примере собственной жизни и жизни своего отца, теорию именно таких личных демонов. О своём отце он сообщает, что тот вызвал однажды семерых дьяволов в греческих одеяниях; выглядели они лет на сорок, лица их были грубыми, у некоторых бледными; они рассказали ему, что относятся к воздушным демонам, что они смертны и живут лет по 700-800, что обладают любыми знаниями, но не всё могут передать людям. С одним из этих демонов отец общался на протяжении тридцати лет. Со своим личным демоном Кардано связывался посредством снов и, по собственному признанию, был ему обязан всеми своими талантами, эрудицией и счастливыми идеями. Этот демон занимал промежуточное положение между человеческим и божественным; Кардано определяет его астрологически, говоря о его связи с Меркурием и Сатурном; он из рода олимпийских демонов, которые властвуют над Зодиаком.
Низшие личные демоны - домашние демоны, способные оказывать лишь услуги по дому, - представляют собой домовых, переосмысленных, однако, в русле христианской демонологии. По Вейеру, домашние духи (esprits familiers) «нежны и приятны», выполняют обязанности слуг; «можно услышать, как они поднимаются и спускаются по ступенькам, открывают двери, разводят огонь, набирают воду, готовят еду и делают все, что нужно по хозяйству» (Вейер, Историй, 91).
Их излюбленные имена - Гутгин или Гедекин. Они «кажутся друзьями рода человеческого», но это лишь видимость, в доказательство чего Вейер рассказывает следующую историю. Некий демон так прижился на кухне епископа Хильдесхеймского, «стал настолько домашним, что его никто не боялся». Однако некий слуга начал оскорблять его - и дух пожаловался шеф-повару, прося угомонить обидчика. Шеф-повар ответил ему иронически: «Ты - дух, и боишься какого-то слугу». «Ты увидишь, как я его боюсь», - ответил дух; он задушил слугу, отравил пиршественные яства ядом жаб, «а затем стал каждую ночь совершать круговые обходы замка, вынуждая стражу всё время быть начеку» (Истории, 94). Демон Сократа интерпретируется Вейером в том же духе, как мнимый друг и потенциальный предатель: «Сократ извлёк из него ту пользу, что в конце концов, оставленный своим богом без помощи, был вынужден покончить со своей жизнью, приняв яд» (Истории, 94).
Отчуждение личного демона, превращение его в личного врага, достигает кульминации у Лютера с его исключительно интимным переживанием дьявола как постоянного навязчивого оппонента, в дискуссии с которым, однако, никак нельзя ввязываться: «Всякую ночь, как ни проснусь, дьявол тут и уже подступает ко мне со своими диспутами» (Застольные беседы, 1533)».
Махов А.Е., HOSTIS ANTIQUUS: Категории и образы средневековой христианской демонологии. Опыт словаря М., «Intrada», 2006 г., с. 238-240.