Бессмертие души / сознания – обзор идей авторов XVIII-XIX веков по И.И. Мечникову
«Философы напрягают все силы, изучая основы человеческого знания, для того, чтобы найти начала, способные доказать действительность главных религиозных догматов.
Несмотря на свой скептицизм, Кант старается доказать достоверность человеческого сознания и на нём обосновать уверенность в будущей жизни и в существовании бога.
Фихте преследует ту же цель, но он принужден признать, что «бессмертие нельзя объяснить естественными условиями» и что «оно сверхъестественно». Если «мы не в состоянии понять возможность вечной жизни, это не мешает ей быть возможной, потому что она находится сверх всего естественного».
Гегель приходит к пантеистическому воззрению и думает, что душа поглощается «абсолютным существом». Эти идеалистические системы, доведённые до крайности, привели к значительной реакции и вызвали отрицание положений, основанных на одних простых умозаключениях.
Их заменил догматический материализм в свою очередь уступивший место скептическому позитивному или, скорее, роду агностицизма. При этих условиях ввиду невозможности поддержать идеи бессмертия души или будущей жизни в какой бы то ни было форме философия смерти свелась к стоическому понятию о целесообразности и гармонии её с законами природы и о необходимости принимать её вполне безропотно. Вследствие этого последним словом человеческой мудрости стало всецелое и полное смирение. Легко понять, что некоторые независимые и смелые умы не могли преклониться перед таким результатом и пытались найти другое решение великой задачи, занимающей человечество. Отсюда вытекает пессимизм, философское учение, имевшее столько сторонников в прошлом веке и парящее ещё над многими современными умами. Как вера в бессмертие души и идея смирения перед всеми бедами, угрожающими человечеству, так точно и пессимистическое мировоззрение имеет экзотическое происхождение. По всей вероятности, колыбелью его служит Индия.
Уже браманизм отличается пессимистическим взглядом на жизнь человеческую; но та мысль, что все дурно в этом мире, была главным образом развита учением Будды. «Жизнь всегда - страдание; такова неисчерпаемая тема, которую неустанно преподносят нам буддистские сочинения то в виде философских рассуждений, то в поэтической форме изречений» (Ольденберг, 1. с., стр. 215).
В Европе пессимистическое мировоззрение было введено лирическими поэтами благодаря их столь развитой чувствительности.
В самом начале XIX века у Байрона звучит эта грустная нота: она очень определённо формулирует свою оценку жизни, как это показывают следующие строки: «Сочтите часы счастья, пережитые нами, сочтите дни, проведённые без страданий, и знайте, кто бы вы ни были, что ещё лучше - не быть». Мысль эта ещё определеннее в некоторых других стихах, - так, например, в следующих: «Жизнь наша сложна по своей сущности. Она не находится в гармонии с миром; закон жестокий - она неизгладимо запятнана грехом. Безграничный этот Упас, это древо, от которого все блекнет! Земля - его корни, лист и ветви его - небеса, росою проливающие на человека болезнь, смерть, рабство - всё видимое зло и, что хуже, невидимое, которое в душе неизлечимо, которое терзает сердце, страдания его возобновляя вечно».
...Страх смерти преследовал Байрона. Поэтому он хорошо понимал инстинктивный характер этого чувства. Но он, как и другие поэты-пессимисты (Леопарди), не облек своего мировоззрения в форму цельной системы. Пробел этот был пополнен философами. […]
Гартманн делает следующие возражения против идеи, будто счастье должно быть достигнуто по мере прогрессирования человечества: «из всех народов самые довольные - наиболее грубые и первобытные; у культурных же - наименее образованные. Прочно установлено, что с прогрессом народного образования увеличивается и его недовольство» (стр. 616). «С теоретической точки зрения, научные успехи только мало или даже вовсе не способствуют счастью. С практической - они служат на пользу политики, социальной жизни, нравственности и техники». «Фабрики, пароходы, железные дороги и телеграфы ещё не дали ничего положительного для счастья людского» […]
