Дифференциация систем
Разделение в процессе эволюции исходной и однородной систем на две или более разнородных…
ЛитератураЛитература
Создание новых продуктов «для масс»Создание новых продуктов «для масс»
X
Новый аспект теории художественного перевода по В.Л. Топорову
«Никто не напишет заново «Я помню чудное мгновенье», «Блажен, кто посетил сей мир» или «Мастерицу виноватых взоров». Не напишет - потому что они уже существуют в русской поэзии, каждый из этих поэтических мотивов исчерпан, каждая экологическая ниша занята.
И для того, чтобы создать что-нибудь путное в переводе, нужно, прежде всего, удостовериться в том, что соответствующее место в русской сокровищнице стиха свободно, что такого стихотворения нет, но ему должно быть, - а уж тогда приниматься за дело.
На примере с «Горными вершинами» я показал, что получается в противоположном случае. Весь комплекс размышлений, связанных с данной проблемой, выведен из осмысления воистину уникального творческого опыта Жуковского.
Жуковскому у нас воздают принижающую его хвалу. То есть, отводят ему и его творческой формуле «у меня всё чужое и всё, однако, своё» высокое место, не понимая или, во всяком случае, не подчёркивая того факта, что аналога Жуковскому с его переводами нет ни в европейской, ни во всемирной поэзии.
Подобной ошибки не избежал даже столь эрудированный апологет поэта как С.С. Аверинцев, в сопроводительной, статье к двухтомнику переводов поэта.
Жуковский сделал открытие: иноязычное стихотворение является полноценным источником оригинального вдохновения в том случае, если соответствующая ниша в отечественной поэзии ещё не занята.
На этом зиждется его творчество - и именно эту традицию завещал он отечественным поэтам (переводчикам), хотя весьма немногие из них - и первым Курочкин - сумели осмыслить и творчески освоить этот высокий урок.
Главный грех очевидного большинства переводов (создатели которых пренебрегают неписаным правилом, Жуковского) не в слабости их - а в ненужности.
Зачем, например, переводить - и читать - те же «восточные повести» Байрона, если есть ранний Пушкин и Лермонтов? Зачем переводить французских символистов, если можно читать символистов русских (переводивших, кстати, своих французских собратьев крайне слабо)?
Переводить надо, согласно правилу Жуковского, только неведомое, по-русски не существующее, переводить - как писать впервые, и только тогда поэтический перевод и впрямь (а не только на тоталитарной - иерархической и гонорарной - лестнице) окажется равен оригинальному творчеству.
Нет и не может быть теории перевода без философии перевода. На вопрос «как переводить?» нет ответа, пока не решён вопрос «зачем? во имя чего переводить?». И в этом - втором - вопросе содержится частичный ответ и на вопрос «что переводить?».
Теорию перевода надо строить, исходя из философии перевода, здесь впервые - пусть и пунктирно - набрасываемой. Потому что тогда, например, выяснится, что и «восточные повести» Байрона, и поэзию французских символистов можно и нужно переводить - но не так, как раньше, но не так, как всегда. Не настраиваясь по камертону сходных явлений в русской поэзии, - а выявляя, подчёркивая, гипертрофируя несходство - те внешне не самые броские различия, которые, скажем, выявлены в классической работе академика Жирмунского «Байрон и Пушкин». Чем знаменит, допустим, «Ворон» Эдгара По? Необычайно сложной инструментовкой, обилием логически и эмоционально замотивированных внутренних рифм.
Мотив этот в сегодняшнем восприятии уже стёрт, но только он, строго говоря, и заслуживает внимания. Поэтому, переводя «Ворона», я поставил перед собой задачу удвоить и утроить по сравнению с оригиналом сложность оркестровки, гипертрофировать её, - а тем самым и впервые (как бы впервые) довести до русского слуха. Переводя «восточные повести», надо гиперболизировать «вершинность» и фрагментарность Байрона, Пушкиным - в оригинальном творчестве - в значительной мере нивелируемые. Переводя Верлена - выявить и усилить «блаженное бессмысленное» звучание - «романсов без слов» и так далее. Если температура подлинника 37, то в переводе она должна подскочить до 39, в противном случае читатель ничего не почувствует. Но всё это задачи, которые - сознательно или интуитивно - ставит перед собой свободный художник перевода, а не (пусть и заслуженный) полуверховный жрец тоталитарного искусства».
Топоров В.Л., Двойное дно. Признания скандалиста, М., «Захаров»; «Аст», 1999 г., с.184-186.
