А.А. Прокофьев – «… это была фигура примечательная. Он родился в ладожском местечке Кобоны в рыбацкой семье и начинал как крестьянский поэт, в духе молодого Есенина. Впрочем, выше этого уровня он так и не поднялся. Писал он увлечённо, лирично, и у него даже встречались по-настоящему хорошие стихи, которые я люблю и сейчас.
«И звезда, как ласточка, присела
На твоё высокое крыльцо».
Вскоре Прокофьев сочинил стихотворение о Ленине:
«Так дуб не держится за землю,
Как за него держались мы».
Вероятно, в этом ещё не было спекуляции. Ну о Ленине и о Ленине. Кто о нём тогда не писал? Но стихотворение облетело все газеты и альманахи, стало хрестоматийным. И тогда - пошла писать губерния! Потоком хлынули произведения - патриотические и псевдонародные. «Приговорочки, прибауточки, частушки, потешки - всё, что только приходило в голову):
«Сидит ворон на дубу, Зрит в подзорную трубу...» и т.п.
Творчество Прокофьева быстро превратилось в самопародию. Почти в каждом его стихотворении один или несколько раз употреблялось слово «Россия». В маленькой книжке я насчитал его 87 раз. Злые языки утверждали, что за свежую рифму к «России» Александр Андреевич платит пять рублей.
Одновременно происходило стремительное продвижение по иерархической лестнице. Он был членом обкома, депутатом Верховного совета, лауреатом Сталинской премии (кстати, за поэму «Россия»), секретарем Союза писателей СССР, первым секретарем Ленинградской писательской организации, членом ряда редколлегий. Да мало ли? Всего не перечислишь!
Прокофьев не стал интеллигентом, культуры в нём не прибавлялось ни на грош. Он оставался человеком из народа, превратившимся в генерала и раздувшимся от непомерной важности.
Он обожал лесть, любил пить на чужие деньги и однажды так поднабрался, что не смог попасть ключом в замочную скважину и проспал всю ночь, стоя, упершись лбом в косяк. К чести его, он не был антисемитом.
Обо мне он говорил:
- Парню надо дать жить.
Но молодых душил беспощадно. Да и московских «новаторов» недолюбливал. Это у него есть стихи «Ох ты лесенка московская», где он яростно выступает против введенной Маяковским разбивки строк.
Русофил, коммунист, консерватор, человек не совсем бездарный - он вполне подходил на роль великого.
Поэтому, когда его неожиданно «прокатили» на ленинградском перевыборном собрании, Москва очень рассердилась:
- Вам он не нужен, а России нужен!
Александр Андреевич перенёс своё поражение тяжело. В коротком и выразительном рассказе И.Е. есть замечательный эпизод. Вечером после перевыборов Прокофьев, пьяный, сидел в ресторане Дома писателей и плакал. Рядом стоял верный оруженосец Анатолий Чепуров и утешал его. И вдруг Прокофьев повернулся к утешителю и плюнул ему в лицо. Чепуров вынул носовой платок, бережно обтёр Прокофьеву губы, а потом утёрся сам.
Я сказал, что Александр Андреевич тяжело пережил своё поражение. Это не так: оно его просто убило. Лиля (жена Льва Друскина – Прим. И.Л. Викентьева) видела Прокофьева незадолго до конца: смертельно обиженный голос, апоплексическое лицо, трясущиеся руки - не узнать!
Вскоре последовал инсульт, за ним второй - и поэта не стало.
Когда я думаю о нём, я испытываю чувство сожаления. Может быть, если бы не этот головокружительный официальный взлёт, что-нибудь бы и вышло. Вышло же из Корнилова! Хотя таланты, конечно, неравные. Прокофьев умер, и место осталось вакантным. Кого же выбрать великим?».
Друскин Л.С., Спасённая книга. Стихи и проза, СПб, «Библиотека «Звезды», 1993 г., с. 158-159.
